Пленившийся молодец подсел к ним, не сказав ни слова. Посмотрел на одну, затем на другую, причмокнул языком, крякнул и тыльной стороной ладони утер набежавшую слюну. Был он невелик, худощав, коротко острижен. Очень напоминал демобилизованного воина, в груди у которого стоял сумбур гражданских желаний, но способности их выражения еще не было никакой.

– Так вот, Эллочка… О чем мы говорили? – сказала одна, отворачиваясь от молодого человека и закуривая новую сигарету.

Однако другая, не обращая внимания на подругу, агрессивно затушила свою сигарету в чашке из-под кофе и уперла глазки в молодого человека. Затем брезгливо дернула верхней губой:

– Молодой человек, здесь занято!

Отставник воспринял командный тон, но, не обнаружив перед собой никаких знаков воинского различия, нахмурился.

– А ты здесь чё, взводный старшина? Или начальник столовой? – сказал он вполне мирно и даже сделал попытку улыбнуться.

Но молодая особа почему-то вовсе озлилась:

– Я сказала, здесь занято! И тебе надо всего лишь свалить отсюда. Разговаривать не обязательно. Понял?

Подруга попыталась успокоить ее:

– Да оставь ты его, Элла!.. Пусть сидит.

Однако мужское достоинство уже было задето. И, как это часто случается у молодых людей, которые еще не любили женщин, а только хотели этого, он пришел в ярость. Глаза налились кровью, зубы заскрипели, кулаки сжались. Удара, правда, не последовало, но вырвавшиеся слова вполне его заменили:

– Да на фиг вы мне нужны, кошелки вы накрашенные!

Страшное, конечно, оскорбление для молодых женщин. И Эллочка выпалила:

– Ты, козел, вали отсюда, тебе сказали!

– Элла, ради бога, успокойся! – все еще пыталась образумить ее подруга.

– Она хочет, чтоб я ее успокоил! Коза драная, я из тебя чучело сделаю и на огород поставлю, чтоб воробьи подсолнухи не клевали!

Эта фраза, наверняка свидетельствующая о сельском происхождении говорившего, и долетела до ушей Корбута.

– Извини, Саша, – сказал он.

После чего спокойно поднялся и подошел к конфликтующему столику.

– Извините, девочки, – улыбнулся он.

Затем схватил парня за рукав и потащил его с площадки. Тот попытался возмутиться:

– Не понял!.. В чем дело?

– Сейчас поймешь.

И Корбут ударил. Ударил прямо в лицо. Пьяный пошатнулся, сделал несколько шагов назад и упал на краю площадки. При попытке подняться он получил еще один удар, опять же в лицо. На этот раз он свалился за площадку. Но и там ему подняться не удалось. Корбут следовал за ним, продолжая бить.

Терпевший поражение не оказывал никакого сопротивления, даже не успевал закрываться от ударов. Казалось, он совершенно не понимал, что с ним происходит. Лишь смотрел на бьющего округлившимися глазами, словно силился в нем кого-то узнать.

Корбут бил сильно и красиво. При каждом ударе полы его плаща крыльями взмывали вверх. Но костюм, галстук и прическа оставались безупречными. Лицо его при этом выражало не типичную для дерущегося озлобленность, а снисходительную и чуть надменную, как у наставника, доброжелательность. Даже в этой ситуации Корбут был великолепен! Девочки прямо горели от восторга. Точнее сказать, горела только дерзкая Эллочка. На лице ее миролюбивой подруги читался страх.

– Ну теперь ты понял? – сказал наконец Корбут.

Незадачливый скандалист ничего не ответил, собрал последние силы и, окровавленный, бежал с места действия.

Корбут не долго смотрел ему вслед. Повернулся и с достоинством отправился на свое место. Высунувшийся из окошка хозяин «Башни» с профессиональной услужливостью спросил:

– Еще кофейку?

– Спасибо, Игоречек, нет времени. В следующий раз.

– Тебе спасибо!.. За поддержание порядка.