– Петрович, задвижка не держит, перекрывай центральную.

– Это же весь микрорайон выключать, а на улице минус пятнадцать.

– А я тебе когда говорил! Если бы сразу выключили, то уже заварили бы.

– Ладно. Вася, Костя, езжайте перекрывать, – обратился он к уставшим, измазанным рабочим. Мокрый сварщик полез в будку аварийки.

– Замёрз?

– Чуть не ошпарился, вода-то горячая.

Колобов и Чесноков подошли к человеку, которого называли Петровичем.

– Ну, какие дела? – спросил Колобов.

– Да хреновые, какие ещё. Вчера целый день эту дырку расчищали, никак до трубы не доберёмся. Воду скачивали, а тут ещё эта задвижка. Вторые сутки ребята пашут. В домах вон окон нет, а тут вторые сутки отопление не работает, все трубы к чертям разморозились.

– Скажите, а в этот коллектор можно как-нибудь ещё проникнуть, не через люк? – спросил Чесноков.

– Нет, только через этот чёртов люк, – ответил Петрович.

Колобов повернулся к Чеснокову:

– Взрывом повреждена теплотрасса. Тут после взрыва всё вокруг было залито горячей водой. Эксперты говорят, что из-за этого многие улики были просто смыты. Люк находится на въезде на Первомайскую, тут машина обычно притормаживает, либо вообще останавливается, чтобы выехать на оживлённую улицу. Водитель въезжал с другой стороны двора, проезжал вокруг детской площадки, останавливался возле подъезда Васютина, – он указал рукой на пятиэтажный дом, – второй справа и выезжал здесь. По-другому просто нельзя, здесь знак «кирпич», то есть в обратном направлении нельзя, да и неудобно. Дорога в этой части узкая, и проехать мимо люка, который посередине невозможно. Машину выбросило на трамвайные пути.

Чесноков погрузился в размышления. Он представил себе тёмное февральское утро, машину, подъезжающею к подъезду. В неё садится человек в форме, и она трогается. Снег хрустит под покрышками, и за этим всем кто-то следит. Уверенное и напряжённое лицо, пульт, зажатый в руке. Он чувствует, как работает двигатель, остановка, первая скорость, водитель отпускает сцепление, и палец нажимает кнопку.

Полковник всматривался в здания, окружающие воронку, пытаясь угадать, откуда этот человек смотрел на неё. Выбитые окна смотрели холодом, как молчаливые свидетели.

– Да, понять смысл этого преступления тяжелей всего, – начал он размышлять вслух. – Машина подъезжает к подъезду, до него пять метров, стреляй – не хочу. Если учесть, что у полковника и водителя не было оружия, можно, не боясь, это сделать в упор. А в будние дни полковник, как простой обыватель, шёл в гараж за машиной или в магазин, и никто его не охранял. Зачем устраивать какой-то взрыв, да ещё закладывать взрывчатку в люк? Могли заметить, и всё это куда сложнее, чем воспользоваться каким-нибудь пистолетом. Показательный теракт? Пять кило взрывчатки, вперемежку с гвоздями, да в людном месте – вот это было бы куда страшнее. Да и Васютин хоть был и полковник, всего-навсего начальник отдела кадров, можно сказать бумажный червь.

Собрав всех, полковник начал:

– Сейчас первым делом займемся опросом свидетелей. Поквартирный обход и желательно привлечь участкового. Подозрительные личности, незнакомые машины. Люк, не видели ли кого-либо возле люка. Далее. Есть здесь какие-либо забегаловки рядом?

– Есть, – ответил Колобов.

– Проверить тоже. Зима всё-таки, может погреться или чего-нибудь горячего попить заходили подозрительные люди. Отработать кавказцев. За домом явно следили. Этим займется Маликов с ребятами. Вяземский – к вдове покойного. В каком настроении находился полковник последнее время, не было ли звонков, угроз? Мы с Колобовым на стоянку, потом в Управление беседовать с коллегами Васютина. Пока всё.