Когда стало понятно, что Черная Ма отпустила ошейник, и подул попутный ветер, Морено, чтобы больше не гневить морские божества, встал за рулевого и сам вел “Свободу” до самого порта острова Сан-Карос.
Сан-Карос был, конечно, не портом Вейн, в который стекались отбросы всех трех океанов, но весьма вольным местечком. Крайний в цепи остров, когда-то бывший форпостом для завоевания континента, а теперь прогнивший и растерявший былой лоск.
Швартовались уже в полной темноте. Только привязав канаты, сразу отправили водовозов – “Свобода” была кораблем приметным, и если в здешних водах появится королевский фрегат на рейде, то драки или погони не избежать, а уходить в море с пустыми бочками – верная смерть. Дождались возвращения, загрузились с лихвой – Морено отчитался, что закатили в трюм двойной запас. Могли себе позволить. Шли без груза, с командой в три раза меньшей, чем обычно служит на фрегате.
На берег сходили уже глухой ночью.
Дороти сначала хотела остаться на корабле. Порт Сан-Карос был хоть и мелкий, но незнакомый, но боцман Саммерс, после того как треть команды уже сошла на пирс, стукнул в каюту и пробасил, что командора ждут на берегу – по договоренности с Морено, ее, будто ценную заложницу, нужно было показать кабацкой голытьбе.
Пришлось переодеться в самые потрепанные из всех хранящихся в сундуках вещей, накинуть старый мундир – с которого спороли пуговицы, подвести под глазами тени и спутать волосы.
Когда Дороти переоделась, Саммерс связал ей руки за спиной и проводил конвойным до пирса.
Там уже ждал Морено.
Пират переодеваться нужным не посчитал, только добавил толстую золотую серьгу в ухо, пистолеты в ольстры, привычный палаш, да на пальцы надел невесть откуда взятые перстни. Один из них – с синим как море в ясный день сапфиром – и вовсе не постыдился бы украшать руку губернатора или дворянина.
Украшение странным образом меняли Пса, делая его куда более мрачным.
– Командор, – Морено оглядел Дороти с ног до головы, оценивая. Недовольно нахмурился, шагнул ближе и единым движением привел в еще больший беспорядок ее прическу. – Для пленницы у вас слишком цветущий вид. Не поверят. И нужно для правдоподобия…
– Что? – не поняла Дороти и в следующую минуту уже приходила в себя от хлесткого удара по щеке. Перстни оцарапали кожу и наверняка через пару минут на скуле будет хорошая ссадина.
На ногах она устоял, но веревки на руках затрещали, поддаваясь, на что Морено сказал быстро и тихо:
– Ничего личного. Никакого удовольствия. Все только для дела. Хотя вру – удовольствие было. Боль за боль. Не сверкай на меня глазами, моя прекрасная командор, не боюсь. Хотя наоборот – сверкай. И выражения на лице не меняй, нам даже врать не придется! – и ухмыльнулся.
Дороти смирила желание порвать к чертям путы и оттрепать Черного Пса как щенка. Сукин сын! Все таки нашел момент, чтобы отыграться.
Устроить правильный спектакль было важнее, а здесь, на пирсе, уже могли быть чужие глаза. И чужие уши. Дьявол с ним, синяк и пара часов комедиантства – это небольшая плата за сохранение репутации “честной подданой Его Величества”, которая в компании пиратов может находиться только по принуждению.
Морено бил умело, теперь заметная ссадина шла от щеки к виску, наливаясь с каждой минутой тяжестью. Так что внешне Дороти теперь окончательно походила на пленницу, терпящую лишения.
Пока петляли узкими деревянными тротуарами, обходя пакгаузы, рулевой Фиши, идущий первым, тихо рассказывал про остров и здешние порядки – однажды он застрял тут на два месяца, на торговце пряностями, в сезон муссонов. “Каракатица” в этом порту не отмечалась, так что остальной команде тут все было в новинку.