Поэтому, как бы сильно он не злился на Кариэфа, всё равно уважал его как преданного своему делу охранителя, который не жалеет себя и не ищет выгоды в своём служении людям.

– Не воссиять. Можно? – в дверь постучался квестор с повреждёнными, высохшими крыльями, как будто в издёвку сохранившими несколько перьев, закованных в олово. В руках у него был толстый фолиант, а за плечами тяжёлая сумка.

– И тебе не воссиять. Входи, – серебрянокрылый трибун подошёл к окну, присел на подоконник и сложил руки на груди. Снаружи проплывал витраж с изображением бубонной чумы и колонизации Валенсы.

– Я архивариус Булатон.

– Садись. Почему Кариэф ненавидит Неприкасаемых? – Фариха глянул мельком на собеседника.

– Ровно по той же причине, по которой работает только с детьми восьмой категории, – Квестор-архивариус сел в кресло, поставив заплечную сумку у своих ног.

– Я слушаю.

– Ещё стажёром Кариэф потерял своего первого ребёнка. Так написано в его деле.

– Дай сюда, – Фариха подошёл к Булатону, вырвал из рук толстый фолиант и вернулся обратно к окну.

– Двадцать третья страница, закладка тысяча шестьсот десятый год, – услужливо подсказал квестор-архивариус.

– Действительно, только пара строчек, – задумчиво произнёс глава Гильдии. – Это объясняет тягу к охоронению детей, но не ненависть к Неприкасаемым. Постой, сразу после двадцать третьей идёт сорок четвёртая страница. Где они? Приказываю вернуть, – Фариха кинул фолиант на стол, он долетел до Булатона и упал ему под ноги.

– Это можно сделать через запрос в Гильдию квесторов. Мой трибун ответит через пару месяцев, если захочет. Но это бессмысленно: страницы уничтожены безвозвратно, вся информация в моей голове.

– Я тебя сгною и уничтожу.

– Я уже гнию, – квестор-архивариус неловко махнул ссохшимися крыльями. – Меня бессмысленно запугивать.

– Хорошо, что ты хочешь?

– Хочу новые крылья и ту должность, которая когда-то была моей и которую, как сказал Журтель, ты предложил Кариэфу.

– У моего помощника слишком длинный язык. Ты был примипилом когорты Неприкасаемых?

– Да, – Булатон напрягся.

– За что тебя наказали? – спросил Фариха.

– Это было давно. Я сполна отбыл наказание в трудовом лагере на Аванпосту Лейды и уже почти шестьдесят семь лет честно тружусь в Гильдии квесторов, обслуживая ваш архив. Но я готов служить вам верой и правдой как глава Неприкасаемых.

Глава Гильдии не спешил с ответом. Квестор-архивариус встал, зацепив заплечную сумку у своих ног. По полу рассыпались чёрные камешки со слепками памяти Кариэфа:

– Если я уйду, то со мной уйдёт и информация.

– Хорошо, я заберу тебя в Гильдию охранителей и дам новые крылья, – принял решение Фариха.

– А должность примипила когорты Неприкасаемых?

– Придётся заслужить и сдать экзамен. Говори.

Булатон сел обратно в кресло, сцепил руки в замок и начал свой рассказ:

– Кариэф обращён в ангела в тысяча пятьсот девяносто восьмом году. В тысяча шестьсот десятом году, после окончания обучения, направлен стажёром к охранителям…

– Информация о его человеческой жизни, как я понимаю, лежит в библиотеке архонтов в Башне Завета? – нетерпеливо прервал его серебрянокрылый трибун.

– Да, как и о любом другом ангеле.

– Ясно. Продолжай.

– Во время первой учебной вахты в числе прочих он получил в охоронение девочку Цветаву одиннадцати лет. Тогда нам было можно изредка являться перед людьми в истинном образе, но Кариэф постоянно этим злоупотреблял и был при ней практически неотлучно. Он слишком привязался к Цветаве, – начал свой рассказ квестор-архивариус.

– Цветава и есть тот ребёнок, которого ему не удалось спасти?

– Да, больше у него никто не погиб.