Поезд уносил Лешу по бесконечным лесным просторам необъятной страны. Это было не первое его самостоятельное путешествие в такую даль. В плацкартном переполненном вагоне на верхней полке он безотрывно смотрел в окно, любуясь природой, буквально «вдыхая» проплывающие ландшафты. На второй день пути он познакомился с девчатами-проводницами, которые, будучи студентками харьковского железнодорожного института, подрабатывали проводниками в студенческих отрядах. Девчата разрешили Алексею втихаря открывать дверь в тамбуре, когда поезд проезжал Урал. Он никогда не видел гор вблизи, а тут иногда голова поезда и его хвост были напротив в спиральном серпантинном завитке. Уфа, Челябинск, Миасс, Златоуст. Дальше пошли степи. Бесконечные просторы с сурками «на стрёме» и орлами, парящими в безмерно высоком голубом небе. Трое суток пролетели незаметно, и вот, наконец, его станция – Вишневка. Одинокий полустанок, вдали поселок. Горький, пахнущий каспийской нефтью и ковылем ветер. Как все интересно, как ново. Как удивительно притягательно. Только год он прожил здесь после своего рождения, а вот ведь – родина! Притягивает, волнует чем-то, а чем – непонятно. Только к вечеру Леша добрался до бабушкиного села.

Село Николаевка – огромное, раскинувшееся тремя улицами в степи многонациональное село. И все же эти нации жили раздельно. Казахи, коренные жители, жили по одной улице. Их улицу было легко узнать: дома из самана, с плоской крышей, часто поросшей травой. Заборов нет. Улица, где жили русские, украинцы, белорусы отличалась от казахской наличием высоких тополей вдоль улицы, кустов сирени у домов, огороженных палисадников и большим количеством домов островерхих и крытых шифером. Улица немцев отличалась от двух соседних улиц крашеными заборами, ухоженными огородами, в которых росли и плодовые деревья – яблочки-ранетки. Все дома у них здесь побелены, стоят ровно по одной линии и, в отличии о русской и казахской улиц, не изобилует свободно гуляющими стадами гусей, овец, курей и телят. Их скот либо пасется в степи, либо стоит в сарае.

Леша быстрым шагом прошел к бабушкиному, с плоской крышей и небольшим огороженным палисадом, дому. Баба Анастасия, а проще – баба Стюра, не ждала внука. Она быстро вскочила, всплеснув руками: « Ой – бай, внучек!», – расцеловала Алексея, засуетилась у газовой плиты. В доме царила приятная прохлада, и уставший с дороги Алексей с удовольствием растянулся на диване, на котором любил отдыхать его прославленный дед-фронтовик – деда Коля, умерший, к сожалению, в прошлом году.

Проснулся Леша от шума: в доме уже собралось полно гостей – его родственников, ведь Леша здесь родился, в этой самой Николаевке. В бабушкиной бане. Семнадцать с хвостиком лет тому назад…

Уже на следующий день был отремонтирован дедов «Запорожец», и Леша сразу же отправился на нем в степь, захватив дедовскую курковку и пару патронов с дробью. Остановился на высокой сопке за селом. Кругом степь и высоченное бездонное небо. Внизу, у подножия сопки, пасутся сурки. В уже пожухлой траве их хорошо видно сверху: у нор стоят на задних лапах «дежурные», остальные разбрелись вокруг нор. Завидев Лешу, «дежурные» оповестили сородичей своеобразным криком-свистом: «Каафииик! Каааафик!» Неожиданно все сурки бросились в норы, и резкий крик-свист пронесся по степи. Присмотревшись, Леша увидел, что одного из сурков уже прямо у входа в нору схватил за ногу корсак. Сам сурок успел вскочить в нору, подтащив за собой степную лисицу. Худой рыжий корсак остервенело тянул сурка из норы, но тот, видимо, уцепившись передними лапами за стенки норы, громко пищал и не поддавался. Решив помочь несчастному животному, Леша засвистел, заорал – корсак бросил жертву и, оглядываясь, исчез в густой желтой траве.