Все её тело кишело паразитами, она это чувствовала. Крошечные муравьи и ползающие под кожей черви. Они впиваются ей в плоть, пожирают мозги. Но теперь, когда сладкий вкус алкоголя пропал, они все рвались наружу. Она ждала, что в любой момент эти ужасные твари извергнутся, выползая из её тела, как из сдувшегося пузыря. Десять тысяч извивающихся тварей, и все как одна жаждут выпивки.

– Я найду его, – сказала она. – Рано или поздно.

– Кого? – спросил Неженка.

– Того сбежавшего жреца. Я найду его, свяжу и набью его тело червями. Запихну их ему в глотку, в нос, в глаза, уши и все другие места.

Нет, она не позволит себе взорваться. Не сейчас. Этот мешок с кожей ещё рано развязывать. Она заключит с червями и муравьями договор, что-то вроде соглашения. Перемирие. Кто сказал, что с жуками дела вести нельзя?

– Жарковато тут, – сказал Неженка.

Все посмотрели на него.

Геслер разглядывал сидевших вдоль дороги солдат. Всё, что не сгорело в пожаре, уже догорало на солнце. В походе солдаты носили одежду как вторую кожу и у тех, чья кожа не была тёмной, был яркий контраст между кистями, лицами и шеями цвета полированной бронзы и бледными руками, ногами и телами. Однако теперь всё бледное обернулось ярко-красным. Из всех бледнокожих солдат, что пережили И'гхатан, только Геслер был исключением. Пустынное солнце, казалось, никак не влияло на его золотистую кожу.

– Боги, этим людям нужна одежда, – сказал он.

Стоящий рядом с ним Ураган хмыкнул. Этим практически ограничивались все его ответы с тех пор, как капрал услышал про смерть Истина.

– Скоро они покроются волдырями, – продолжил мысль Геслер. – А у Смрада и Мазка и так сил на всех не хватает. Нужно нагнать Четырнадцатую. – Он повернул голову, искоса глядя в сторону начала строя, затем встал. – Никто уже не соображает, даже капитан.

Геслер вернулся на дорогу и двинулся к сборищу старых «мостожогов».

– Мы упускаем очевидное, – сказал он.

– Это не новость, – сказал Скрипач. Вид у него был жалкий.

Геслер кивнул в сторону Апсалар:

– Она должна поскакать вперёд, остановить армию. Должна уговорить их привезти нам коней, одежду, броню и оружие. Воду и еду. Иначе, мы даже их никогда не догоним.

Апсалар медленно встала, стряхивая пыль со своих краг.

– Я справлюсь, – тихо сказала она.

Калам встал и посмотрел на капитана Фарадан Сорт, которая стояла рядом.

– Сержант прав. Мы упускаем очевидное.

– Вот только нет никаких гарантий, что они ей поверят, – ответила спустя некоторое время капитан. – Возможно, если кто-то из нас одолжит у неё лошадь…

Апсалар нахмурилась и пожала плечами.

– Как вам угодно.

– Кто наш лучший ездок? – спросил Калам.

– Масан Джилани, – сказал Скрип. – Она, конечно, из тяжёлой пехоты, но всё-таки…

Фарадан Сорт прищурилась и осмотрела дорогу.

– Из какого она взвода?

– Из тринадцатого, Урба, – уточнил Скрипач. – Вот там стоит, высокая. Далхонка.

Миндалевидные глаза Масан Джилани сузились при виде приближавшихся старых солдат.

– У тебя проблемы, – сказал Воришка. – Ты что-то натворила, Джилани, и теперь они идут по твою душу.

Выглядело всё именно так, и поэтому Масан не ответила на слова Воришки. Она попыталась вспомнить всё, что недавно делала. Много разного, но на ум не приходило ничего такого, о чём могли узнать спустя столько времени.

– Эй, Воришка, – сказала она.

Солдат поднял на неё взгляд.

– Что?

– Помнишь тот керамбит, который лежит в моих вещах?

Глаза Воришки засияли.

– Да?

– Тебе его брать нельзя, – сообщила она. – Его может взять Лизунец.

– Спасибо, Масан, – сказал Лизунец.

– А я всегда знала, – сказала Ханно, – что у тебя на Лизунца виды. Я в таких вещах разбираюсь.