Довольный своей работой, Луш закрепил каждую из лыж на двух лианах на нижней ветви дерева, затем развел огонь, но не в импровизированной печке, где они готовили себе пищу, а прямо на открытом воздухе, неподалеку от того места, где были подвешены лыжи, чтобы быстрее просушить их.

Тем временем возвратились подневольные серингуеро с ведрами, полными молочно-белого сока каучуковых деревьев.

Луш все делал молча, не удостаивая никого ни одним словом. Он взял одно из ведер с каучуковым соком, осмотрел его содержимое с видом знатока и затем вылил в одну из своих лыж. Жидкость равномерно разлилась по всей лыже с внутренней ее стороны, после чего он снял лыжу с дерева и подверг ее действию дыма и огня.

Не прошло и двадцати секунд, как слой плотного, сгущенного каучука тонкой пленкой покрывал всю внутреннюю поверхность лыжи.

Оглушительный взрыв радостных криков приветствовал этот первый успех. Теперь все поняли тайный смысл слов Луша: «работа даст нам свободу!»

Насладившись своим успехом, Луш решился, наконец, объяснить своим товарищам, каким образом ему пришла в голову эта мысль: он увидел, как сквозь плетенье его лыж просачивалась илистая жидкость!

– И в самом деле! – воскликнул Красный с непритворным энтузиазмом.

– Как же мы глупы, что раньше не подумали об этом?!

– Да, а между тем, всегда так бывает, – заметил Кривой, – все чрезвычайно просто, когда до него додумаешься!

– Эй, послушай, старина, – вдруг заметил Геркулес, – почему, бы нам не изготовить точно таким же образом пирогу, где все могли бы поместиться?

– А ведь ты прав! – поддержали другие каторжники.

– А вот и нет! – возразил Луш. – Пирогу таким образом изготовить нельзя: во-первых она будет недостаточно прочна, а, во-вторых, как и чем заставите ее двигаться по этой густой, как студень, тине? Вспомните наш плот! Ведь течения здесь нет, в этой проклятой тюре!

– Ну продолжай, мы сгораем от нетерпения узнать, что ты думаешь делать!

– Это проще простого: обувши эти непромокаемые лыжи, человек сможет двигаться вперед, переступая шаг за шагом, как по сухому пути, не проваливаясь от своей собственной тяжести, а этого уже будет достаточно.

– Да… да! Браво, Луш! Браво! Да здравствует мудрейший из мудрецов!

– Если так, то мы спасены, и тогда берегись плантатор и все его проклятое гнездо! Мы ему припомним, что значит заточать свободных людей в такие ямы!..

– Тише, детушки, тише, не шумите прежде времени! Подождем конца, что-то он нам еще покажет! Дайте мне окончательно изготовить эту парочку лыж, и тогда посмотрим, можно ли нам в самом деле радоваться! А это будет видно после окончательной пробы!

Весь запас каучукового сока, собранного в это утро, пошел на первую пару лыж.

На другое утро, по распоряжению Луша, решено было отдыхать от вчерашних трудов и посвятить этот день окончательному выяснению, есть ли надежда уйти с этого ненавистного всем острова.

Точно так же, как в первый раз, Луш приказал привязать себя под мышки к большому дереву. Товарищи держали конец лианы, служившей спасательным канатом, а он надел лыжи и, вооружившись длинным, крепким и легким шестом, осторожно ступил на жидкую илистую поверхность озера-болота. Несколько минут неописуемого волнения сменились громким восторгом: их изобретательный товарищ стоял твердо на ногах и не проваливался, – жидкая черноватая тюря, напоминающая нефть, мазут или расплавленный асфальт, держала его.

– Крепко ли ты стоишь, старина? – окликнул его Геркулес сдавленным от тревоги голосом.

– Как на суше! – отозвался Луш. – Теперь смотрите, я пойду вперед! Это самая важная проба: если я сумею устоять на одной ноге, то значит, все благополучно!