– Мамка знает, где я была, – говорит Трей.

– Знаю, а то. Сказала, ты у Лены Дунн старую кровать вощила. Молодец, что помогаешь ей. – Джонни глубоко вздыхает, чуть улыбается вверх звездам. – Ты понюхай этот воздух. Бог мой, ничего не найти во всем Лондоне, что сравнилось бы с этим запахом.

– Ну, – говорит Трей, кому воздух пахнет тем же, чем и всегда. Направляется к дому.

– Ай, иди сюда, – зовет отец ей в спину. – Не упускать же такую ночь. Побудем тут чуток. Аланна все не засыпает – перевозбудилась вроде как. Пусть мамка твоя ее укладывает спокойно. – Он движением головы подзывает Трей к себе, а сам устраивается поудобнее, уложив руки на запертые металлические ворота. Отец Трей любит устроиться поудобнее, и он это умеет – где бы ни был, везде смотрится так, будто он тут местный.

Трей помнит, что Кел сказал насчет того, чтоб не бесить отца. Она это считает дурью и знает, что Кел прав, – и то и другое разом. Подходит, встает у ворот в паре шагов от отца, руки в карманах худи.

– Я скучал по мамке твоей, – говорит Джонни. – Она все еще красивая женщина – ты, может, слишком мала, чтоб такое понимать, но это правда. Мне с ней очень повезло. Повезло, что она меня прождала все это время и не удрала с каким-нибудь хлыщом из тех, которые от двери до двери безделками торгуют.

Трей не в силах вообразить, что у мамки взялись бы силы удрать с кем бы то ни было, и уж точно никто никогда не объявляется у их двери. Она забыла отцов запах – сигареты, мыло, лосьон после бритья с какой-то духмяной пряностью. Банджо тоже улавливает это и поглядывает на Трей, ожидая подсказок, в какую категорию этот запах определить.

– Сидеть, – говорит ему Трей.

– Обалдеваю я от твоего роста, – говорит, улыбаясь ей, отец. – Когда тебя последний раз видел, была-то малявочка, от своей тени бегала, вот как есть. А теперь гляньте только: чуть ли не взрослая, работаешь, во всякие дома вхожа по всей округе. Я б сказал, ты половину народа тут знаешь лучше моего. Со всеми ладишь?

– Лена что надо, – говорит Трей. Чует, что он чего-то от нее хочет, но не понимает, что именно.

– Ай, ну да. Лена шикарная. И я тут заглянул к другу твоему Келу Хуперу. Прикинул, раз уж ты к нему ходишь, я должен чуток познакомиться. Убедиться, что он нормальный.

Трей насквозь холодеет от гнева. Он это произносит так, будто оказал ей услугу. Нет у него никакого права даже приближаться к Келу. Трей чувствует себя так, будто он ей руку в рот засунул.

– Похоже, годный он парниша. Даром что полицейский. – Джонни похохатывает. – Есусе, мой ребенок околачивается у гарды. Поди ж ты, а?

Трей помалкивает. Отец ей улыбается.

– Небось дотошный хрен, а? Вечно вопросы задает? “Где ты была в ночь на пятнадцатое?”

– Не-а, – отвечает Трей.

– Я б решил, тут вся округа по струнке ходит. Коли поймает ребяток за потином, спаси небеси, всех отволочет к гардам в городок, они и глазом моргнуть не успеют.

– Кел пьет потин, – говорит Трей. – Иногда. – Подумывает двинуть отцу по физиономии или удрать и переночевать в какой-нибудь развалюхе на горе. Пару лет назад она бы, может, проделала и то и другое. А сейчас просто стоит, сжав кулаки в Лениной худи. Гнев в ней слишком плотен и сложен, не найти ему выход.

– Ну уже что-то, по-любому, – с веселым удивлением говорит ее отец. – Не может он быть совсем уж паршивцем, раз с питьем Малахи Дуайера управляется. Надо бы как-нибудь притащить к нему чуток, устроить с того вечер.

Трей помалкивает. Пусть только попробует – она возьмет Келово ружье и отстрелит отцу ступню его блядскую, поглядим тогда, как он к Келу с горки спустится.