Через миг Джонни опять хохочет.

– Вот кто должен затеи думать – ты, а не я, – говорит. – Заходи ко мне и все услышишь. До завтра до вечера. – Обращается к Келу: – Приятно познакомиться.

– И мне, – говорит Кел. – Увидимся. – Ни к чему Келу приглашения на выпивку по случаю возвращения Джонни – под крышу, которую Кел своими руками чинил, но есть в нем глубоко сидящее неприятие неучтивости.

Джонни кивает ему, козыряет от виска Марту и направляется к дороге. Идет, как городской юнец, выбирая, куда ступить, чтоб ботинки не запачкать.

– Никчемный, блин, муденыш, – говорит Март. – Лучшее, что в этом парнишке было, у его мамани по ноге стекло. Чего ему от тебя надо?

– Поглядеть, у какого мужика его дочка болтается, видимо, – отвечает Кел. – У меня к этому вопросов нет.

Март фыркает.

– Если б ему дело было до того ребенка, он бы не сбег. Этот парнишка никогда ничего в своей жизни не делал, если оно не срубить пару фунтов или не покувыркаться, а ты не в его вкусе. Если он свой ленивый зад сюда дотащил, значит, хотел чего-то.

– Ни о чем не просил, – говорит Кел. – Пока, во всяком случае. Ты завтра к нему идешь послушать насчет великой затеи?

– Мне никакие затеи Джонни Редди не сдались, даже завернутые в чистое золото и доставленные самолично в голом виде Клаудией Шиффер, – отзывается Март. – Я сюда пришел, только чтоб он понял, что крючьями своими ему в тебя вцепляться не след. Если ему какая дармовщина нужна, пускай ее у кого другого поищет.

– Пусть пробует сколько влезет, – говорит Кел. От Марта ему одолжений не надо. – Он и впрямь с миссис Лопух путался?

– Старался изо всех сил. У этого малого и от треснутой тарелки встанет. К Лене своей его не смей подпускать.

Кел спускает это на тормозах. Март достает кисет, вытаскивает оттуда тощую самокрутку, закуривает.

– Я туда завтра вечером, может, и схожу, – говорит он задумчиво, снимая с языка ниточку табака. – Чего б он там ни задумал, найдутся тут в округе идиёты, которые на это поведутся. Не помешает приглядеть за делами.

– Попкорн прихвати, – говорит Кел.

– Бутылку “Джемисона” я прихвачу, вот что. У него годного ничего не найдется, а если слушать этого балабола, надо прокваситься как следует.

– Похоже, мне лучше и дальше ноль внимания на него, – говорит Кел. – Сэкономлю на бухле.

Март хихикает.

– Ой, да ладно. А потеха как же?

– У нас с тобой о потехе разные понятия, – говорит Кел.

Март затягивается самокруткой. Лицо его, сморщенное от солнца, внезапно мрачнеет.

– Я всегда за то, чтоб за скользкими мудаками приглядывать, – говорит. – Даже если оно хлопотно. Поди знай, когда возникнет такое, что упустить никак нельзя. – Тыкает клюкой в Келов помидорный побег. – Хорошо прут помидоры-то, – говорит. – Если будут какие лишние, знаешь, где меня найти. – Высвистывает Коджака и топает к своей земле. Переходя тропку, по которой ушел Джонни Редди, плюет на нее.

Ноль внимания на Джонни оказывается задачей потрудней, чем Кел предполагал. В тот же вечер, когда Лена высылает Трей домой и приходит к Келу, ему неймется. В основном вечера у них с Леной долгие и спокойные. Сидят на заднем крыльце, попивают бурбон, слушают музыку и разговаривают, или играют в карты, или укладываются в траву и наблюдают, как головокружительно над ними повертывается простор звезд. Когда погода случается чересчур ирландской, усаживаются на диван и занимаются почти тем же самым, дождь умиротворяюще нескончаемо стучит по крыше, а огонь в очаге наполняет комнату запахом торфяного дыма. Кел осознаёт, что это помещает их в категорию скучных старых пердунов, но ему-то что за печаль. Здесь одна из главных нестыковок у них с Мартом: быть скучным – едва ли не ключевая Келова цель. Почти всю его жизнь одна или несколько ее составляющих упрямо оставались интересными – да настолько, что обыденность заиграла для него недостижимыми оттенками дальнего конца радуги. С тех пор как она ему наконец перепала, он упивается ею ежесекундно.