Молодой человек только улыбнулся на эту тираду и произнес, указывая на мертвых львов:
– За работу, друзья! Освежуем каждый по одному, а тем временем подойдут наши негры и отнесут шкуры в лагерь.
Охотники сейчас же принялись за дело. Работа у них спорилась и не мешала оживленно болтать между собой. В их беседе заметна была большая фамильярность и самое искреннее товарищество, несмотря на разницу в их общественном положении.
– Черт возьми! – говорил Фрике́. – Для начала недурно! Как вы находите, monsieur Андре? Я полагаю, вы довольны.
– Я в восторге и считаю себя счастливейшим охотником.
– Вы теперь вознаграждены за неудачное открытие сезона охоты в Босе. 1-го сентября воротиться в Париж с пустым ягдташем! Это был для вас удар.
– Немудрено, когда как раз перед тем на моей территории несколько дней орудовали браконьеры.
– Неужели браконьерство еще процветает?
– Теперь в особенности, потому что жандармы им все спускают, только что не потворствуют. Слышите, Барбантон? Это в ваш огород.
– Нет, monsieur Андре, не в мой! Я на континенте никогда не служил в жандармерии. Я был жандармом в колониях, а там браконьерствуют канаки, дичью же служат люди. Там охота – источник пропитания.
– Как же, помним! – засмеялся Фрике́. – Нас двоих и еще доктора Ламперьера вы чуть не с вертела стащили.
– Ну, это пустяки. Я хотел только сказать, что жандармы бывают разные и что браконьеры тоже не все одинаковы. А скажите, monsieur Андре, в этой стране, где мы находимся, существует людоедство или нет?
– Здесь, в ста километрах от Сьерра-Леонского берега, – могу положительно сказать, что нет. К тому же здесь британские владения, а англичане очень суровы с неграми.
За беседой работа быстро подвигалась. Охотники работали усердно и старательно, несмотря на жару и духоту в лесу. Через час все три шкуры были содраны с искусством, которому мог бы позавидовать всякий натуралист, и аккуратно свернуты в ожидании негров-носильщиков, которые что-то долго не шли.
Андре в третий раз прислушался к смутному лесному гулу, среди которого он различил вдали нестройные крики.
– Наконец-то! Идут наши горланы.
На поляну выбежали человек двенадцать негров с копьями и ружьями. Они кричали, выли, размахивали руками, точно обезьяны.
– Масса!.. Несчастье!..
– Масса!.. Иди скорей!..
– Ах, какое несчастье…
– О! Бедная мадам!..
– Где мадам? Какое несчастье? – спросил с неудовольствием Андре.
Негры кричали все вместе, так что нельзя было ничего разобрать. Андре приказал им замолчать. Выбрав одного из них, который с виду казался смышленее остальных, он спросил его, в чем дело.
– Масса, там белая женщина.
– Какая?
– Не знаю.
– Нечего сказать – объяснил. Дальше?
– Горилла…
– Какая горилла?
– Из леса…
– Правильно. Верю, что из леса, живая, а не чучело из музея. Ну?
– Она похитила белую мадам… Понимаете?
Андре невольно вздрогнул. Негр, по-видимому, говорил правду, хотя какими судьбами могла попасть сюда, в африканский лес в двадцати милях от Фритауна[2], белая женщина?
Но гориллы часто похищают женщин, и Андре решил проверить этот факт. Крикнув товарищей и зарядив оружие, он во главе своего небольшого отрядика кинулся в погоню.
Глава II
Через лес. – По следам гориллы. – Бывший жандарм действует без всякого одушевления. – Беда от брака с «зверинцем». – Растерзанные люди. – Труп майора. – Крик гориллы. – На баобабе. – Отчаянное сопротивление, – Помогите! – Выстрел. – Смертельно ранен. – Агония. – Спасена! – Удивление Андре. – Изумление Фрике́. – Жандарм просто поражен.
Идти девственным лесом всегда трудно, а в особенности опушкой или около лесных полян.