Прилагаю несколько банковских билетов для покрытия моей доли расходов.
Преданный Вам А. Л.»
Андре пожал плечами и не удержался, чтобы не сказать: «Дурак!»
Пятое письмо, со вложением сакраментальной суммы в двенадцать тысяч франков, тоже начиналось пословицей:
«Лбом стену не прошибешь. Не правда ли, дорогой Андре? Не судите меня чересчур сурово, если я не явлюсь к месту сбора. Причина ужасная и в то же время секретная. Я никак не могу!.. Не спрашивайте больше ни о чем.
Ж. Т.»
– И не подумаю спрашивать. Очень нужно! Замечу только, что мой друг Ж. Т. даже «утки» не в силах был выдумать… Ничего, для коллекции сойдет и это.
Андре распечатал шестое письмо.
– Они задушили меня пословицами! – вскричал он. Действительно, автор начал свое письмо так:
«Правда не всегда выглядит правдоподобно. Дорогой Андре, когда я уговаривался с Вами насчет путешествия, я совершенно забыл, что мне в будущем марте нужно явиться на двухнедельный сбор запасных. Это глупо, но факт. И отсрочки нельзя попросить: мне уже давали ее в прошлом году.
Вы не можете себе представить, как мне досадно и обидно упустить такой исключительный случай для необычайного путешествия, но что же делать? Приходится выбирать между дезертирством у Вас и дезертирством на военной службе. Военное начальство у нас не шутит, поэтому выбираю первое. Поверьте мне – я искренне огорчен.
Преданный Вам Ж. Б.»
– Час от часу не легче… Посмотрим, какую пословицу подобрал седьмой и последний.
«Дорогой Андре!
Есть русская пословица: „Не хвались, идучи на рать…“ Да, я чувствую, что слишком много на себя взял в то утро. За завтраком у Вас в усадьбе, после выпитых бургонских вин, белых и красных, я был очень храбр, даже чересчур храбр, а потом опомнился и много раз бранил себя за излишнюю пылкость. До последней минуты я не решался Вам писать, все надеялся, не вернется ли ко мне мой героический запал. Но он не вернулся. Нет, дорогой Андре, я не создан для путешествий. Со стыдом сознаюсь, что бюргерское прозябание мне больше по душе, чем все Ваши приключения. Я люблю основательно поесть, выпить, поспать и при этом как можно меньше поработать. Излишнее волнение дурно сказывается на моем желудке, а чрезмерная усталость вызывает у меня бессонницу. Таков не я один, таково громадное большинство, но только другие не решаются сознаться открыто, а я сознаюсь. Оцените же мою откровенность и, когда отправитесь в свое интересное путешествие, не поминайте меня лихом. Я же предпочитаю путешествовать… при помощи книг.
Вы поедете не один, а с нашими друзьями… если и их в последнюю минуту тоже не покинет храбрость, как покинула меня. В этом, по-моему, не будет ничего неожиданного; меня удивит скорее обратное.
Позвольте мне вознаградить Вас двенадцатью тысячами Франков за понесенные расходы и засвидетельствовать Вам мою искреннюю симпатию. Я тоже путешественник, но только комнатный. Я Вами восхищаюсь, но не намерен Вам следовать.
Ф. А.»
– По-моему, так гораздо лучше. Этот, по крайней мере, хоть не врет.
Вошел Фрике́.
– Вот возьми и прочти, – сказал Андре, указывая на пачку писем.
– Это что? От наших будущих спутников?
– У нас нет никаких спутников. Нас только трое.
– Не может быть! Неужели все сдрейфили?
– Вот именно так, как ты говоришь.
– Когда же мы едем?
– Завтра непременно. Мы ничем не связаны и всем обеспечены, мы можем смело идти вперед без всякого позерства и бахвальства, твердо и непоколебимо.
– Я даже рад, что с нами нет лишнего народа, и да здравствуют приключения! Вперед – без страха и сомнений! Мы люди закаленные, а на нашем корабле осталась веревка повешенного. Это залог удачи. Я уверен в успехе!