В кустах что–то хрустнуло, со стороны противоположной той, куда ушел волкодлак. Я затаила дыхание и в испуге огляделась. Конечно, с наступлением рассвета ночная нежить попряталась кто куда, но на смену ей из нор вылезла дневная, а она бывает не менее опасна. Я, конечно, не трусиха, да и оружие у меня есть, однако двигалась я по–прежнему с трудом, как–то скованно после ночного мороза. И вообще, осторожность и трусость – совсем не одно и тоже. На всякий случай я положила ладонь на амулет и, постоянно оглядываясь, поспешила в Лудяки.

*

Деревня встретила меня настороженной тишиной. Проходя по улице, я ловила настороженные взгляды крестьян. Одна женщина при виде меня даже выронила ведро с водой. Вид у меня, конечно, был тот еще: измазанные в смоле штаны, порванная на плече куртка, в выбившихся из–под шапки волосах торчат иголки и какие–то веточки.

Втянув голову в плечи, я шагала к дому Риза. Назад я не оглядывалась, но слышала, как селяне бросали свою работу и шли следом за мной, постепенно сбиваясь вугрожающих размеров толпу. Неужели о ночной драке за сараем Макита, точнее, его вдовы, уже стало известно всем? Когда я добралась до нужной мне избы, зловеще гудящая за спиной толпа основательно навела на меня страху. Староста ждал меня у калитки. Я остановилась шагах в пяти от него, неуверенно поглядывая на такую желанную, но абсолютно недосягаемую дверь.

– Вернулись, – словно не веря сам себе, протянул Риз.

Действительно, только сумасшедший добровольно возвращается на место преступления. Но я оставила в Лудяках сумку с книгами и парой заживляющих зелий, и, что важнее всего, на самом ее дне лежал кошелек с тремя золотыми – всеми моими сбережениями. Еще я оставила в деревне свою лошадь, но, если Лита еще могла вырваться и нагнать меня, кошельки пока бегать не умеют.

– Я могу все объяснить, – промямлила я.

– Жива! – радостно всплеснула руками жена старосты, выбежав из дома. – Ой, радость–то какая!

– Погоди, – Риз схватил Лану за руку, не дав ей подбежать ко мне. – Сперва надо разобраться.

Зародившаяся, было, во мне искорка надежды потухла, а сердце стремительно ухнуло вниз.

– Да это все какое–то недоразумение, – начала я оправдываться.

– Вот сейчас мы это и узнаем, – грозно пообещал Риз.

Я в страхе попятилась.

– Давай, – потребовал староста деревни.

Я растерялась.

– Что?

– Шею показывай, говорю, – грозно сдвинул брови Риз.

– З–зачем? – не понимала я.

– Давай показывай, – настаивал староста, – а то искупаем в святой воде.

Я моргнула. Внезапно в голове что–то щелкнуло, я все поняла и громко засмеялась. Самое распространенное суеверие, будто волкодлаки кусают людей в шею, чтобы сделать их себе подобными, и боятся только святой воды.

– Так вы что, решили, что он мог меня покусать? – сквозь смех выдавила я. – Ой, глупость–то какая! Конечно, смотрите, сколько вам нужно.

Я расстегнула куртку и расшнуровала высокий ворот шерстяной рубахи. Риз опасливо приблизился и осторожно заглянул мне за воротник. Осмелел, оттянул ворот и тщательно осмотрел мою шею.

– Чисто, – не веря своим глазам, пробормотал староста и крикнул уже громче, – чисто!

Селяне возликовали, жена Риза, отпихнув его, крепко обняла меня, да так, что я почти услышала, как хрустнули мои кости.

– Вы уж простите нас, госпожа, за недоверие, – смущенно развел руками староста. – Но мы были твердо уверены, что и вы живой не вернетесь. Как тот, прошлый. Уже и поминки запланировали. Вечером, в корчме.

– Какой прошлый? – изумилась я.

– Предыдущий маг, – охотно пояснил Риз. – Случайно проезжал мимо деревни. Расспрашивал, как и вы. Засаду устроил. Все по–научному. Да только утром мы нашли его мертвым за околицей. Видать, одному Охотнику не по силам справиться с этой пакостью.