– Фрэнк…

– Мисс Роузвуд, у меня ответов не больше, чем у вас, – вздыхает он. Выражение лица у него, как всегда, стоическое, но взгляд карих глаз смягчается. – Для вашей бабушки это очень важный и очень напряженный день. И для вас тоже. Полагаю, она поняла, что это, возможно, оказалось вам не по силам.

– Я могу справиться с этим, – огрызаюсь я.

– Ясен пень, – бормочет Дэйзи.

– Дайте вашей бабушке передышку, – продолжает Фрэнк, пока мимо проносятся здания Роузтауна, омытые цветами заката. – Ведь она, как-никак, никогда вас прежде не подводила, не так ли?

Его слова не звучат как вопрос. Я заставляю себя улыбнуться, чтобы подавить новый приступ слез и сдержать боль, прожигающую дыру в моем и без того уже опаленном сердце.

– Никогда, – лгу я.

«В итоге Лили Роузвуд, хотя от нее этого никто не ожидал, стала причиной невероятного и злополучного краха званого вечера, который до этого момента проходил безупречно».

Светлые брови Майлза взлетают вверх, когда он кладет на прилавок сегодняшний номер «Роузтаун кроникл». Мы оба одеты в видавшие виды белые передники с красной вышивкой «Кулинария ДиВинченци». На моем переднике также красуются высыхающие пятна от слез. Когда нынче утром я открывала кулинарию, на переднем крыльце лежал номер газеты с моей фотографией на первой полосе, на которой в моих волосах виднелись куски торта, а на лице застыло выражение ужаса.

– Черт возьми, они вообще не церемонились, – говорит Майлз.

– Это катастрофа, – стону я.

Несколько блаженных секунд, после того как проснулась сегодня утром, я вообще ничего не помнила о том, что произошло. Но затем до меня дошло, где я проснулась – в одной из гостевых спален дома дяди. А затем, открыв социальные сети, я обнаружила себя везде. Одно из видео даже стало вирусным. Мне пришлось выключить телефон, чтобы спастись от уведомлений.

Хотя мне и хотелось весь этот день прятаться под одеялом, пришлось разбудить дядю Арбора, чтобы он отвез меня на работу, где каждый посетитель либо смотрел на меня с сочувственной улыбкой, либо молча пялился. Если еще хоть кто-нибудь начнет сверлить меня глазами, пока я нарезаю проволоне[3], я точно выйду из себя.

– Это пройдет, – заверяет Майлз, говоря, как всегда, беспечно и непринужденно. Он редко беспокоится из-за чего бы то ни было, даже из-за того, что после окончания школы ему придется пропустить год, чтобы поработать и поднакопить денег на учебу. – Ты же знаешь этот город. Людей здесь хлебом не корми, а дай о чем-то посудачить.

– Надеюсь, твой вечер закончился лучше, чем мой. Как дела с тем таинственным парнем?

Он протягивает руку, чтобы взять с решетки только что выпеченный багет, и робко смотрит на меня.

– У этого таинственного парня есть имя – его зовут Калеб Джонсон.

Он нарезает багет. Я уже знаю, что он делает свой обычный сэндвич с индейкой и швейцарским сыром, от которого я отъем половину, хотя еще только десять часов. Сегодня из-за вчерашней вечеринки у нас мало посетителей, как я и ожидала.

– Он классный. И чертовски умный, – продолжает он. – Мы смылись еще до того, как должны были ввезти торт, и проговорили чуть ли не целую ночь. Я знаю, что в доме твоей бабушки он казался нервным и зажатым, но, когда мы уехали, он раскрепостился. Мы с ним просто поездили по городу какое-то время, прежде чем я отвез его домой. Он из Криксона.

– Из Криксона? – повторяю я, представив городок по ту сторону железнодорожных путей. – Но ведь тамошние жители терпеть нас не могут и считают снобами. Что он вообще делал на вечеринке в Роузтауне?

Майлз пожимает плечами.