Главное не юлить. Смотреть прямо в глаза.

Сев напротив, я положила ладони на стол и вздохнула. Мысленно.

– Это чистая случайность.

За спиной внимательно слушавшего меня пристава, материализовался призрак убитого юноши. Встретился со мной взглядом, поморщил нос – видимо, тоже не впечатлился началом – и взлетел к потолку.

– Не многовато ли случайностей для одной молодой барышни, Софья Алексеевна?

А ведь он не злится. И вроде даже ни в чем не подозревает. Только смотрит с насмешкой, ожидая, чего я еще такого выкину.

Кажется, в наших странных отношениях наметился серьезный прогресс.

Если в первую встречу – у трупа госпожи Немировской – я чудом избежала заточения в арестантскую. А во-вторую, долго и нудно доказывала Гордею, что у нас с убитой госпожой Амадеей была назначена встреча, на которую она сама меня пригласила. То сейчас это больше походило на дружеский вопрос. Словно он свыкся с тем фактом, что у меня… негативная карма?

Главное, его в этом не разубеждать.

– Но это действительно случайность, Гордей Назарович. Мы с тетушкой и Дарьей Спиридоновной пили кофе в «Монпансье», чему есть куча свидетелей. Затем мне показалось, что я увидела в окне… знакомую. Выбежала на улицу, бросилась вдогонку. Совсем не помню, как оказалась во дворе того дома. Замерзла, растерялась. Кинулась к первой попавшейся двери. Думала, там сторожка и можно отогреться. А дальше… вы сами знаете.

– Случайность, значится…

– Ага, – кивнула я.

– А что знакомица ваша? Куды подевалась?

– Не знаю. Вполне возможно, мне просто показалось.

– Эвона как, - хмыкнул Гордей. – А в полночь, когда убийство произошло, вы, выходит, спать изволили?

Он что, издевается? Похоже…

Но меня так просто врасплох не застать.

– Вы сегодня крайне прозорливы, Гордей Назарович, – ехидно улыбнулась я. – И предвосхищая следующий вопрос: тому есть свидетели, мои домочадцы.

Я пыталась по непроницаемому выражению лица, уловить ход его мыслей.

Не успела. Раздался стук, хлопнула дверь и по кабинету разнесся аппетитный мясной запах.

– Гордей Назарыч, как и просили, – чеканя шаг, Стрыкин подошел к суконному столу и поставил перед приставом деревянный поднос с полной миской дымящегося супа и двумя стаканами в посеребренных подстаканниках. – Щи суточные. С пылу, с жару. Чай крепкий. Варенья малинового токмо не нашлось.

– Ничего страшного, – поспешила заверить я расстроенного усача. – Как домой попаду, с Тишкой баночку передам. Вкуснейшее. Наша Глаша готовила.

– Как вы нынче заботливы, - заметил Ермаков, жадно поглядывая на миску.

Кадык дернулся. Крылья его носа затрепетали, уловив дразнящий аромат.

– Ну так всякий знает, с полицией лучше не ссорится, – крепко вцепившись в ручку подстаканника, я сделала глоток. По нутру разлилось приятное тепло. – Чревато.

Чтобы дойти до холодной – места, где хранились трупы, попадавшие на стол Поля Маратовича Лавуазье, – надо было лишь обойти участок и зайти в отдельное подвальное помещение.

Вроде бы рукой подать. Летом. Возможно, еще осенью и весной. А вот зимой, это расстояние увеличивалось в разы за счет плохо протоптанной дорожки, с глубокими сугробами, и застилающих глаза колючих снежинок.

Я и воротник приподняла, чтобы ветер до косточек не пробрал. И ступала, высоко поднимая ноги. След в след за Ермаковым, который, после сытного то ли завтрака, то ли обеда, заметно повеселел, поднабрался сил. И пусть все еще шмыгал носом и кашлял иногда. Ну хоть без надрывных хрипов, что бывают при воспалении легких.

Святая простота. Надеялся, что после учиненного им допроса, я тотчас отправлюсь домой, заниматься сугубо женскими делами. Даже попробовал возмутиться, стоило мне заикнуться об осмотре тела. Но я уже закусила удила…