Она всегда была сильной и гибкой, поэтому искусно лавировала между машинами, толпами отдыхающих и местными жителями. А сейчас ощущала напряжение каждое мгновение.

– Меня зовут Аврора, – произнесла девушка, которая тоже выглядела усталой, напряжённой и виноватой.

Мадлен кинула на неё косой взгляд, отметив, что девушка была бы хорошенькой, если бы не выглядела столь истощённой. Ну и не сидела бы в коляске.

Её рыжеватые пышные волосы казались выцветшими, как и веснушки на лице. А в серых глазах она отметила жёлтые точки. Будто когда-то эти глаза были карими, а потом потеряли цвет из-за болезненного состояния незнакомки.

Словно бы та выцветала, будто карандашный набросок на листе бумаги, оставленный в дождь на столике, находящемся на улице.

– Ты отдыхаешь тут или живёшь? – спросила Мадлен и подтолкнула коляску, которая в очередной раз где-то застряла. Дорога была неровной, а во многих местах её покрывали ветки деревьев и листья, а также камешки.

– Переехала два месяца назад из Токио, – призналась та. – Понимаешь, у меня была мечта жить в Японии. Я художница, рисую мангу. Мне казалось, что я представляю собой нечто особенное, – тонкие и бледные губы скривились. – Мне думалось, что я произведу фурор. Но надо было сразу понять, что в Японии очень много художников, которые как раз рисуют мангу. И что они на самом деле не терпят конкуренции, особенно от иностранки. А вообще я родом из Франции.

– Как по мне Франция – очень романтическая страна, которая способна вызвать приступ вдохновения, – улыбнулась Мадлен и немного расслабилась, так как дорога стала более пустынной, а, значит, свободной. И можно было не переживать, что очередной автобус или машина начнут практически наезжать на них, вынуждая жаться к краю.

– Видишь, у каждого свои мечты, – заулыбалась Аврора. – А ты из славянской страны? Или из Скандинавии? Всё же натуральная блондинка с белой кожей. И глаз у тебя очень красивый, бирюзовый. А второй почему красный? Это цветная линза?

– Ага, конечно! – язвительно воскликнула Мадлен. – Ты ещё скажи, что щёку я себе изуродовала шрамированием. Хотя знаешь, мне нравится эта мысль! Пусть лучше считают меня неадекватной любительницей тату и пирсинга, а также шрамирования и прочих жестоких экспериментов над своим телом, чем калекой. Ой, прости! – она закрыла себе рот рукой и с ужасом уставилась на неё.

– Ничего, – та опустила взгляд и устало, с горечью во взгляде, улыбнулась. – Я привыкла, что со мной никто не хочет возиться.

– А как это с тобой случилось? – спросила Мадлен, решив, что раз она уже показала себя, как невыдержанная и плохо воспитанная девушка, то можно попытаться и удовлетворить любопытство. Тем более, что заняться всё равно было нечем. Они уже направлялись к одной из гостиниц, которая выглядела старым зданием, над восстановлением которого владельцы особо не потрудились.

– Я такой не родилась, – она окинула взглядом свою хрупкую фигуру, словно закованную в броню инвалидной коляски. Будто стройное девичье тело заточили в темницу. Или замуровали заживо. – Я была самой обычной, даже увлекалась плаванием. И однажды поругалась с одной из девушек-мангак. Мы как раз возвращались с вечеринки для художников. Мэй чего-то прицепилась ко мне, может, потому что была пьяной. И начала орать на меня, что я – ничтожество. И чтобы я валила обратно в свой Париж, а не занимала чужие рабочие места. Хотя мы вообще работали в разных издательствах. В общем, в итоге она толкнула меня под машину. А потом никто ничего не смог доказать, так как я тоже немного выпила. И затем полиция остановилась на удобной для них версии, что гайдзинка просто напилась и сама попала под автомобиль. Удивительно, как мне ещё штраф не выписали! И её коллеги, которые были с ней и всё видели, тоже не признались. Никому я не была нужна. Наверное, они рассуждали так: я уже стала калекой, а их подруга могла сесть в тюрьму. Ничего ведь уже не исправить, верно? – с горечью и болью говорила Аврора. – Так зачем портить жизнь милой девушке, которая напилась и совершила ошибку, будучи, так сказать, в состоянии аффекта?