На лбу Фагерберга пролегла глубокая вертикальная складка.

– Но обо всём этом вам, вероятно, хорошо известно, – заключила Май.

Повисла тишина. Присутствующие были удивлены, обескуражены и в некоторой степени смущены.

Чтобы выйти из затянувшегося неудобного положения, Фагерберг отослал коллег по делам: Кроок был отправлен в Государственный полицейский архив на поиски информации о Болотном Убийце, а Рюбэку было поручено разыскать другие публикации на эту тему, а также лично побеседовать с констеблями, которые занимались расследованием убийства в сороковые годы.

Май встала и расправила подол. Серебристые локоны глянцево переливались в свете потолочных ламп.

– Связь между Элси и Бритт-Мари – просто необычайное совпадение, – добавила Май, слегка наклонив голову на бок.

– Совпадение? – переспросил Фагерберг.

– Ну да, ведь именно биологическая мать Бритт-Мари обнаружила жертву в 1944 году. И именно она погибла там.

«Нет», – отчаянно запротестовала про себя Бритт-Мари. «Нет! Зачем она это рассказывает?»

– Биологическая мать? – врастяжку произнёс Фагерберг, уставившись на Бритт-Мари.

– Да, – невозмутимо продолжала Май. – Вы не знали? Мать Бритт-Мари, Элси, жила одна и работала полицейской сестрой. Она не могла заботиться о Бритт-Мари, и отдала её на воспитание в приёмную семью.

Бритт-Мари в который раз ощутила, как кровь приливает к щекам, и поспешно встала со своего места.

– Спасибо, Май, – сказала она, глядя на Эрика, который всё еще мирно спал в коляске за дверью кабинета Фагерберга.

Май коротко кивнула, забрала коляску и с тем же достоинством, с каким вошла в него, покинула полицейский участок, шурша юбками.

Вечером по дороге домой Бритт-Мари терзали мысли о прошедшем дне. Она не могла перестать думать о неловкой ситуации, в которой их с Рюбэком застал Фагерберг, и о том, что теперь всем стало известно, кем была её мать, а ещё о предшествующей появлению Май дискуссии. Бритт-Мари отказывалась верить, что жертвы оставляли своих детей в одиночестве ради посещения «Гран-Палас». И ещё меньше верилось ей в то, что они добровольно водили к себе незнакомцев. Бритт-Мари не могла забыть разбитого лица и забинтованных рук Ивонн Биллинг. Ей всё ещё слышался слабый голос Ивонн, а перед глазами стояло выражение её лица – на нём было написано отчаяние.

Нет, Бритт-Мари ни за что не поверила бы, что Ивонн солгала.

Тяжёлая, влажная мгла опустилась на Берлинпаркен к тому времени, как Бритт-Мари быстрым шагом подошла ко входу. Почва была мокрой от вечерней росы, запах земли и гниющих листьев смешивался с кухонным чадом из чьего-то распахнутого окна. Откуда-то доносилась музыка, отголоски которой тонули в зелёной массе. Ступни саднило, а пятки жгло после долгого дня в новых туфлях, из-за которых Фагерберг теперь, кажется, считал её распутницей. Ничем не лучше тех женщин, кто поздним вечером приводит домой мужчин, с которыми познакомились в ресторане.