– А? – Вадим вздрогнул, как-то кривовато улыбнулся. – Нет, все в порядке, давно нашел. Есть, знаешь ли, о чем задуматься… Спички дай, свои не знаю где…

Он затянулся, выпустил дым. Из квартиры в лоджию просачивался сквозь тюль неяркий свет. По лицу Шаламова ползали серые тени.

– Не дает покоя минувшая операция? – предположил Костров.

– Да, все время пережевываю ее в голове, – признался Вадим. – Фигня какая-то с этим Шпаковским…

– Вот и ты туда же, – расстроился Алексей. – Ну да, допросить теперь не сможем – на тот свет командировок не выписывают. Но все, что он содеял, мы, в принципе, представляем. Следователи разберутся в этапах его большого пути. Сурин им в помощь… хотя помощник, мягко говоря, так себе, думает лишь о том, как не прислониться к стеночке. Шпаковского будет очернять, а себя – выгораживать. Ты же не сомневаешься в виновности Шпаковского?

– Боже упаси, – замотал головой Шаламов. – Шпаковский виновен, на нем клейма ставить негде. И это не только мое мнение. Ты тоже со своим управлением влез в это дело, надеюсь, все понял. Но что у нас прежде всего? Закон. А последний гласит, что только суд может признать человека виновным. Не хочу наговаривать, но сам знаешь про тридцать седьмой год, никому не хочется снова туда. И что теперь? Не будет никакого суда…

– То, чем он занимался, не всплывет. А если всплывет, то на уровне слухов и домыслов. Шпаковский будет похоронен как честный человек. И это, в принципе, правильно.

– Да и черт с ним, – поморщился Шаламов. – Главное, обезврежен, уже не навредит. Канал утечки информации мы точно перекрыли. Но следует проверить – лучше без шума, – не причастен ли еще кто из «Спецприбора» к его деятельности. Это не обязательно, но вполне возможно.

– Если так, то канал мы не перекрыли, – усмехнулся Костров.

– Временно перекрыли, – возразил Вадим. – Если кто-то остался, то сделает паузу, побоится действовать дальше. К тому же куратора из посольства депортируют. Пока появится новый, пока опять возникнет возможность взяться за старое – а в новых условиях на это понадобится немало силы духа…

– Сурин не упоминал, что есть другие. А должен знать. Не станет он эту фигуру выгораживать, сдал бы с потрохами, чтобы избежать расстрела.

– Может, и так, – пожал плечами Шаламов. – Спорить не буду. Продолжим работу. Американцы знают наши шифры, видят нас и слышат, а это такая неповоротливая система, что в одночасье ее не заменишь. Вот что убивает больше всего…

Но, судя по его унылому виду, больше убивало другое.

– Боишься, что будут неприятности? – догадался Алексей. – Человек, чья вина не доказана, умер во время задержания – и это не какой-нибудь алкаш дядя Вася из подворотни, а ведущий специалист крупного оборонного предприятия, чья деятельность крайне важна для страны. Значит, виновны участники задержания, чьи грубые, непрофессиональные действия и привели к такому результату. Ты это хочешь сказать?

Вадим сделал неопределенный жест, промолчал.

– И что, уже были звоночки?

На сей раз последовало пожатие плечами. Стало как-то неуютно. Майор Костров тоже принимал участие в задержании и, в принципе, несет ту же ответственность. И глупо доказывать, что Шпаковскому следовало заботиться о своем здоровье. Если кому-то понадобится нагадить Комитету, то сделать это можно легко и непринужденно – например, по линии Моссовета или, бери выше, по линии ЦК партии, обосновавшегося на Старой площади. Много голов не полетит, но головы двух майоров не только полетят, но и покатятся…

– Я в таком же положении, Вадим. Мое начальство считает, что своих полномочий мы не превысили. Это так и есть. Всякое случается в жизни… и в смерти. Ладно, ерунда, будем переживать неприятности, когда они наступят.