– Вообще чужие деньги считать нельзя. – Люська не хотела его обидеть, но Илья Васильевич, неверно истолковав её слова, обиделся.

– Думаешь, я старый завистник и мне не дают покоя его миллионы? Нет, Люда, я не завидую Всеволоду. Я тридцать четыре года работаю в конторе, люблю свою работу, и как банально не прозвучит, жизнь готов за неё отдать. У меня же ничего больше нет. Живность? Так я их вижу в лучшем случае час-полтора в сутки. Друзья? Не обзавёлся. Родственники? Сами понимаете, общение с родственниками не моя тематика. Есть только работа. И есть деньги, которые я там получаю. Деньги, – повторил Илья Васильевич, повернувшись лицом к гостинице. – Живу на них скромно, почти бедно. А тут вдруг гостиница в горах – своеобразный шик. Мелочь, конечно, для Всеволода, пыль, но другим такие щедроты не по карману.

Развернувшись, Илья Васильевич не спеша пошёл в сторону высокой ели, ссутулился, руки сунул в карманы пальто.

– Он и в прошлом году с кислым лицом сидел. Улыбнулся бы хоть для разнообразия.

– Его уже не переделать. Пошли, – я сделал несколько шагов и взгляд сам собой метнулся на одно из окон на втором этаже.

Всё произошло довольно быстро, буквально за секунду, но, тем не менее, я хорошо успел разглядеть в окне женское лицо. Придерживая рукой занавеску, женщина смотрела на меня, а когда взгляды встретились, молнией отпрянула от окна. Сейчас там слегка покачивалась занавеска.

– В каком номере остановилась тётя Шура? – спросил я у Люськи.

– У-у… На третьем этаже…

– Не-е, тогда не подходит. Слушай, то окно не Ёлкино?

– Которое?

Я уже хотел вытянуть руку и указать на оконце, как внутри что-то оборвалось и тело бросило в жар.

– Глеб, ты чего? О каком окне ты говорил, Глеб!

– Не может быть, – шептал я.

– Ты меня пугаешь.

– Это мой номер, Люська, – крикнул я, сорвавшись с места. – Мой номер!

– Подожди. Глеб, да остановись, что случилось?

В холле я чуть не налетел на Феликса. Он опять собирался выйти на улицу, и когда я дёрнул на себя дверь, состроил такую гримасу, как будто я пытался его убить. На лестнице я встретил отца.

– Глеб, ты мне нужен.

– Не сейчас, пап.

– Глеб, постой, – кричала из холла Люська.

Пани Вержвецкая вышла из своего номера; моё шумное появление заставило её насторожиться и спешно прижаться спиной к стене.

– Что за бестактность и неорганизованность!

Наплевав на её ворчание, я рывком распахнул дверь, уставившись на занавеску. Всё верно, минуту назад именно от этого окна отстранилась женщина в белом. Не уверен, что она полностью облачена в белые одежды, но на голове у неё точно была белая косынка или платок. Но что ей здесь понадобилось, с какой целью зашла ко мне, таращилась в окно, а потом позорно бежала? Стоп! И кто это мог быть? Я начал судорожно перебирать в голове всевозможные варианты. Ёлка, Ксения, горничная Ада, горничная Яна…

– Глеб, – Люська вбежала в номер и привалилась к распахнутой двери. – У тебя с головой всё в порядке?

Я рассказал про незнакомку у окна. Люська закрыла дверь и подскочила к окну.

– Перепутать не мог?

Вместо ответа я зло бросил:

– Смотри на улицу, я сейчас.

Проверить стоило, во избежание всяческих сомнений и кривотолков. Я вышел на улицу, спустился по ступеням, задрал голову и махнул сестре рукой. Люська тоже махнула.

– Ты меня видела? – спросил я, вернувшись в номер. – И я тебя видел. А перед этим видел тётку. И только не надо мне говорить про глюки или разыгравшееся воображение.

– Проверь, вещи на месте.

– Что? – я удивлённо посмотрел на сестру.

– Вещи, говорю, проверь.

– В «Камелоте» не так много женщин, и почти все приходятся роднёй, – я открыл шкаф.