Там сидел огромный рыжий кот. Его гладкая рыжая шерсть и огромные глаза блестели в свете масляной лампы. Он аккуратно просунул голову между решёток и посмотрел вниз.

– Шшшш…– прошипел кот и попятился назад. Он отвернул голову в сторону, словно не мог смотреть на этого изувеченного беднягу.

– Да, вид у него действительно пугающий,– произнесла негромко, понимая, что вероятно сошла с ума, раз решила оправдываться перед обычным котом.– Это я виновата. Если бы не женила этого бедолагу на себе, он бы сейчас не был в таком состоянии… Возможно и дальше бы просто прикладывался к бутылке и ни о чем не тужил…

– Мяу,– ещё громче отозвался кот и, развернувшись, скрылся в темноте.

Я отползла к противоположной стене и оперлась спиной на деревянную пустую бочку, в которой раньше хранили вино. Обхватив руками колени и спрятав в них лицо, я снова разрыдалась. Но плакала я не от жалости, а от бессилия.

Знания все прибывали ко мне, и мой мозг, казалось, сейчас разорвется надвое. Куда бы я не бросила взгляд – в моей голове сразу же возникало нужное заклинание. Разрушить стену, сдвинуть бочку, пройти сквозь дверь…

– О, Боги…– простонала сквозь слезы и прижала руки к вискам. – Хватит, пожалуйста…

В моей голове пролетали тысячи заклинаний о том, как облегчить боль, как исцелить любую рану и вылечить болезнь… Даже о том, как заставить человека бросить пить… Но вот использовать эти знания я, увы, не могла. Потому как магии не имела.

Да и к жизни в качестве фреи тоже, по правде говоря, совсем была не готова. Хотя бабушка неоднократно пыталась рассказать мне о том, что меня ждет. Но в те моменты я слушала ее вскользь. Ведь голова моя была занята новыми модными нарядами, бесконечными танцевальными вечерами, всевозможными развлечениями и игрой на скрипке.

Я считала, что у меня ещё достаточно времени, чтобы во всем разобраться. Ведь бабушка стала фреей только в тридцать два года. А мне всего было двадцать пять. Лишь несколько дней назад, когда на нашем пороге появился Граут Лейдольф, и я почувствовала надвигающуюся на семью де Виль опасность – начала внимать каждому слову бабушки.

Вот только опомнилась очень поздно. И теперь корила себя за глупость, легкомыслие и беспечность по отношению к своим прямым обязанностям…

Ведь я понятия не имела, как мне теперь выжить с этим даром… И как с ним справляться.

Свернувшись клубочком на каменном полу и обхватив себя руками, чтобы хоть как-то согреться, я смотрела на своего спящего супруга. Его дыхание выровнялось, но все равно оставалось очень тяжёлым.

Летняя ночь была холодна. И мои зубы начали отбивать собственный ритм. Я беспрестанно терла руками плечи, пыталась получше спрятать голые коленки под рваное платье, но все было тщетно.

К таким условиям я не привыкла.

– Прожить всю жизнь в роскоши, чтобы умереть от х-холода в собственном п-подвале,– стуча зубами, произнесла негромко.– Ну уж нет…

Я быстро подползла к своему неподвижному супругу и прижалась к его боку, чувствуя живое тепло. Мне уже было все равно, что совсем неприлично нагло прижиматься к постороннему мужчине.

С каждой минутой мне становилось все лучше. А когда мужская широкая ладонь легла на мое ледяное плечо, даруя желанное тепло, я блаженно улыбнулась. Я была уверена, что он сделал это сквозь сон, но все равно была благодарна.

Я уже почти заснула, когда до моего слуха донеслись негромкие мужские голоса.

– Живо сказал,– пробасил кто-то негромко.– Если через минуту он не будет на ногах, я перережу когтями твое горло. А если кому-то об этом расскажешь – я ещё и язык тебе отрежу. Показать, какие они у меня острые?