Людмила испытывала к этому человеку, представившемуся Михаилом, чувство глубокой, безразмерной благодарности.

– Я не ясновидящий. – Он повернулся лицом к девушке и заглянул в ее ясные карие глаза. Слегка опустил взгляд и сфокусировал его на той самой ямочке на подбородке, что привлекла его внимание еще в «Адажио». – Причины у них могли быть самые разнообразные. Ограбление, попытка самоутвердиться, ваша персона, наконец…

– Моя? – вроде бы удивилась Людмила, но он видел, что она прекрасно поняла смысл его последних слов.

– Конечно. – Его рука, описав короткую дугу, осторожно коснулась ее сбившегося локона и вернула его в прежнее положение. Движение было простым, естественным и полным простой человеческой заботы. – Вы ведь сами назвали их отморозками. И это более чем верное определение. Они не люди. К сожалению, мне нередко приходится сталкиваться с такими личностями. Издержки профессии. – Он грустно усмехнулся. – И мне прекрасно известно, что для них нет ничего святого. Животные! Самые настоящие животные. И вот представьте, они видят потрясающей красоты девушку. Идеальная, без малейших изъянов фигура, золотистые волосы… А рядом с ней кто-то. Не они, а кто-то другой. Что это порождает в их нечеловеческой душе?

Людмила молчала. Сейчас ей казалось, что взгляд этого человека пронзает ее насквозь. И его слова о ней… Он сказал их так буднично, так легко. Будто бы она и в самом деле являлась эталоном женской красоты и оспаривать этот факт было бы по меньшей мере глупо. Дескать, зачем акцентировать свое внимание на том, что и так предельно очевидно.

– Это порождает у них зависть, граничащую с агрессией, – заключил он. – Скоты, одним словом.

Его взгляд ушел в сторону. Маленький пробный бросок по воротам противника, и все. Пока что достаточно. Проверка голкипера на стойкость. Он потянулся в карман за сигаретами. Движения спокойные и неторопливые. Человек, никуда не спешащий и уверенно смотрящий в завтрашний день. Он закурил. Выпустил вверх густой сизый клуб дыма.

Она молчала. И это было хорошим знаком. Он знал это. Тишину больничного сквера нарушал только шелест листвы и отдаленное воркование голубей, примостившихся где-то под карнизом крыши. Одна глубокая затяжка, вторая, третья. Пора!

– Вы не волнуйтесь, Людмила. Все образуется. Коля поправится. Ну, не сегодня завтра, так через пару недель максимум. Поверьте мне на слово, драка в темном переулке – это еще не конец света. Не самое страшное испытание для человека. А вы уже погружаетесь в депрессию. Нехорошо. – Он дружески и ободряюще подмигнул ей. – Хотите кофе? Я в этом отношении как наркоман, честное слово. Составите компанию?

– Можно.

Ее лицо изменилось. В нем появился свет. И нос не казался уже таким вздернутым. Он подал ей руку. Она автоматически протянула свою и спустилась с крыльца.

– А чем вы занимаетесь, Михаил?

– Что? – Казалось, он уже не думал ни о чем другом, кроме как о замаячившей перспективе пропустить чашечку крепкого кофе.

– Ну, вы сказали, что из-за вашей профессии вам нередко приходится сталкиваться с отморозками и подонками. Почему? Чем вы занимаетесь?

– Ах, это… – Его губы, а вместе с ними и аккуратно подстриженная мефистофельская бородка чуть-чуть разъехались в стороны. – Я занимаюсь автомобильным бизнесом. Ничего интересного. Сплошная рутина. Но нам ведь не всегда удается найти себе занятие по душе. Реалии жизни. Надо кушать, одеваться.

Он вынул изо рта наполовину истлевшую сигарету и бросил в урну. Они шли к выходу из больничного сквера, и он держал ее под руку. Это произошло так естественно, что Людмила и не придала значения данному факту. Он вроде бы тоже действовал бессознательно, и последуй с ее стороны протест, обязательно извинился бы за свою оплошность. Но она не убирала руку. Не отстранялась.