– Мы поедем на охоту, – твердо сказал Риго. – К тому времени наши лошади уже полностью восстановятся от криосна.

– Нет, – сказала Марджори, качая головой. – Очевидно, мы не должны этого делать.

– Не говори глупостей, – одёрнул её муж, как он часто делал, не подумав, и сразу же почувствовал в ответ плохо скрываемое раздражение на её лице.

– Риго, мой дорогой, ты же не думаешь, что это была моя идея отказать от прямого участия в Охоте верхом, – она издала язвительный смешок. – Обермуна бон Хаунсер чуть не хватил удар, когда я просто предложила присоединиться к их Охоте.

– Чёрт возьми, Марджори. Почему меня послали сюда? Почему они настояли на твоём присутствии? Не считая твоих навыков в верховой езде?

Он свирепо посмотрел на жену. Стелла уставилась на него, слегка хихикая, наслаждаясь этим диссонансом. Тони издал неприятные негромкие звуки в горле, как он делал, когда оказывался втянутым в какой-то кажущийся конфликт между ними.

– Я была уверена, что есть какая-то важная причина, ради чего мы здесь. Ну хоть какая-то? – криво усмехнулась Стелла, невольно отвлекая враждебность своего отца по отношению к Марджори и навлекая её на себя.

– Даже не сомневайся! Иначе мы бы вряд ли были сейчас здесь, – сердито отрезал он. Мы с матерью, также, как и вы, предпочли бы остаться дома, на Терре и жить своей жизнью.

Родриго зло хлестнул кнутом, сбивая семенную коробочку с высокой травы. – Марджори, что это всё значит, они что совсем запретили нам ездить верхом?

Марджори ответила тихим, но ровным голосом, стараясь успокоить их всех: – Я не знаю, почему мы не можем принять непосредственное участие в Охоте, но обермун бон Хаунсер ясно дал мне понять, что мы не должны этого делать. В конце концов, мы не боны. К тому же, по сути, ни в Святом Престоле, ни на Терре ничего не знают о Траве.

Риго хотел было возразить ей что-то, но внезапно в пространство прорезал душераздирающий звук, похожий на крик.

– Что это было, чёрт возьми? – выдохнул замерший на месте Риго.

Насторожившись, они ждали, приготовившись к возможному бегству. Ничего. Крик больше не повторился.

***

Эль Диа Октаво пробудился от дурного сна, обнаружив, что ноги его не касаются земли. Он попытался брыкаться, но это вышло у него как-то слабо. В горле пересохло. Чей-то голос приглушённо донёсся сквозь болезненную пелену: – Ослабь канат, недоумок, и опусти его на землю.

Копыта коснулись твердой поверхности, и жеребец, весь дрожа, опустил голову. Он чувствовал людской запах. Они были где-то рядом, но ему не удалось поднять непривычно ослабшую шею и посмотреть. Тогда он раздул ноздри, пробуя воздух. Чья-то рука пробежала по его боку, по шее. Знакомая рука, но не хозяйская. Это был тот парень, что больше всего походил на Неё, – не та девушка, что была так похожа на Него.

– Шшш, шшш, – произнёс Тони. – Хороший мальчик. Просто постойте так немного. Скоро придёшь в себя. Шшш, шшш.

Эль Диа зафыркал, ища ласки, и рука тут же легла на его шею.

– Шшш.

Сон рассеивался. Он послушно поднялся по пандусу на что-то движущееся, а затем снова заснул. Когда эта штука перестала двигаться, он проснулся достаточно, чтобы снова спуститься по пандусу, и она была там. Хозяйка.

– Она! – радостно заржал Миллефьёри. – Хорошо! Она!

Эль Диа согласно тряхнул гривой, издав какой-то горловой звук, волоча ноги, пытаясь последовать за Ней. Запахи были какими-то неправильными; звуки были знакомыми, но вот с запахами было что-то неладное. Когда он был внутри стойла и лежал там на траве, там тоже пахло не так, как надо.

Снаружи послышался шум – это кричал другой жеребец, создавая резкий шум в чутких ушах. Эль Диа Октаво недовольно заржал на него, и кобылы тоже. Через мгновение Дон Кихот затих, издав напоследок страдальческий звук.