Каждый день в каждой из тысячи часовен части этого списка читаются машинами, читаются вслух, от рассвета к закату, от заката к рассвету. Когда список прочитан полностью, машины начинают заново. Комариному жужжанию чтения нет конца, поскольку оно воспроизводит в звуке всё человечество от проотца Адама до маленького Домала, снова и снова…
Риллиби сидит, уставившись на старейшину-клирика, вполуха слушающего имена, произносимым его помощником. Риллиби снова подносит механизм к уху: «Вайолет Уилберфорс. Ник Эн Чинг. Хербард Гастон». Все, кто когда-либо жил, но не он сам, Риллиби Перезвон. Он никогда не слышал своего имени в этом монотонном жужжании механического голоса. Возможно, его не зачислят в список, пока он не окончит двенадцать лет своей службы и не уйдёт отсюда. Наушники покрыты пылью. Давно уже никто не приходил сюда послушать молебен-именослов.
Клирик с помощником уходят.
Через некоторое время Риллиби явится на дежурство в комнату 409, уровень три минус. А пока он будет сидеть здесь очень тихо, в одиночестве, произнося вслух «Риллиби Перезвон», в этом пустом аду, где никто не называет его собственного имени.
***
Когда Риго Юрарье вышел из транспортной капсулы в приёмной глубоко под землей, он не очень удивился, испытав неприятное смешанное чувство, нечто похожее на суеверное отторжение, неприязнь отчего его кожа покрылась мурашками. Он вовсе не хотел приезжать сюда, но дядя Карлос прислал сообщение, в котором прямо-таки умолял его спешно приехать. Дядя Карлос был белой вороной в семье, скелетом в исповедальне, если можно так выразиться. Дядя-отступник, давно отрекшийся от старокатолической религии своего рождения, стал теперь Иерархом всего этого… этого. Риго огляделся вокруг. Этого улья. Это нечестивого муравейника. За пределами стеклянной комнаты, в которой он стоял, сновали одинаково одетые, напудренные фигуры, словно орда безымянных насекомых.
Риго категорически не желал приезжать сюда, даже с миссией милосердия, как назвал это дядя Карлос в своём послании. Миссии милосердия – это дельце впору Марджори, а не ему, Риго; он ни капли ни сочувствовал ей. Бесполезно всё это. Нельзя спасти людей, которые слишком глупы, чтобы спасти себя самих; то же самое относилось и к Святому Престолу. Затем, как ни странно, отец Сандовал призвал Риго ответить на просьбу дядюшки. Несомненно, у святого отца были свои причины. Вероятно, ему понадобились какие-то данные; он хотел знать всё о Святилище, как оно выглядит, что там происходит. М-да, старокатолическому духовенству разрешалось совершать экскурсии на планету Святость примерно так же часто, как дьяволу помогать на мессе.
Далее последовала долгая прогулка по разветвленным коридорам в сопровождении разодетого напудренного проводника; миновали часовня за часовней, все они были пусты, все они гудели от пронзительного произнесения бесконечных списков имён.
Было бы лучше, подумал Риго, если бы они просто позволили одной машине тихо и вечно повторять имена. Можно было бы вполне обойтись без этого комариного звона в ушах, от которого начинала побаливать голова. Его собственное имя несомненно было где-то там, в этом шуме. Его собственное, Марджори и их детей. Избежать этого было невозможно, даже несмотря на то, что их семьи официально подали соответствующие «формы об освобождении», заявив тем самым, что они исповедуют другую веру и не желают быть внесёнными в список Святого Престола, не хотят, чтобы их дети были внесены в этот список, не верили в механическое бессмертие и не тщили себя надеждой на физическое воскрешение посредством клонирования, лучшее из того, что могла предложить Святость. Несмотря на страстные выпады отца против высокомерия Святого Престола и его притязаний, несмотря на истерику матери и кроткое негодование отца Сандовала, теократия всё равно поступила бы так, как ей заблагорассудится. Все знали, что формы об освобождении были фикцией; их регистрация была сигналом для одного из миссионеров выследить освобожденных и любой ценой получить от них образцы генетического материала. Подойдёт любая людная улица или пешеходная дорожка, чтобы подкрасться к своей жертве. Быстрый укол и образцы у них в кармане. Они были как крысы, эти миссионеры, тайная гвардия, приносящая сюда имена и образцы тканей, чтобы сделать их частью этого… этого.