Все мы по очереди покинули душную капитанскую обитель и вышли на свежий утренний воздух.

Когда наша официальная группа в полном интернациональном составе переходила с верхней палубы на нижнюю, на траповой площадке средней палубы появилась очередная сладкая парочка уже знакомой мне конфигурации. Только теперь, крепко обнимая за талию слишком уж легко одетую для прохладного октябрьского утра девицу лет двадцати пяти, с палубы на трап шагнул русский мужчина лет сорока пяти в дорогих модных очках в золоченой оправе, светлых летних брюках и плотной тенниске с зеленым крокодильчиком на нагрудном кармане. Мы с Ивахарой внимательно посмотрели на него. Мужчина был всецело поглощен талией и слабо прикрытой грудью своей молодой спутницы и никакого внимания на нашу капитано-полицейскую группу не обратил.

– Господин Баранов! – окликнул его я.

Русский испуганно обернулся на мой зов, увидел меня и всю нашу компанию и поспешил убрать руку с талии девушки.

Меня всегда удивляли эти русские женские фигуры. Мне непонятно, как при общей массивности верхнего и нижнего бюстов они умудряются иметь это изящнейшее сужение, предназначенное исключительно для сладостных объятий таких вот похотливых Барановых. У наших женщин телеса куда менее внушительны, по сравнению с этими грудасто-ногастыми кротовскими пассажирками они – сама эфемерность и бестелесность. Но при всем при этом никаких талий у них отчего-то не наблюдается. Вернее, не ощущается. Или, если уж быть абсолютно точным и откровенным, не нащупывается. Захочешь этакого сексуального панибратства в общественном месте – а рука твоя беспомощно скользит строго перпендикулярно асфальту или палубе от подмышки до бедра, и никаких изящных впадин на боку красотки-японочки не находит. Задержаться этой руке не на чем, не то что у этих русских…

– Господин Баранов! Неужели вы? Какими судьбами? – лицемерно обрадовался я.

– А, Минамото-сан!.. – растерянно пробормотал мой давний знакомый и блеснул тревогой из-под золоченых очков. – Здравствуйте…

– Это, господин Кротов, глава офиса рыболовной компании «Бара Суисан» в нашем Саппоро, господин Баранов! – представил я капитану импозантного обладателя крокодильчика на груди.

– Глава офиса? – удивленно переспросил Ежков. – Вы же, насколько я знаю, владелец этой самой «Суисан».

– Ну да… Тем не менее Баранов.

Баранов протянул руку сначала капитану, затем – старпому.

– Добро пожаловать на борт «Анны Ахматовой»! – сухо произнес Кротов.

– Да я как-то вот уже пожаловал… – скромно протянул смущенный крабовый магнат.

– Всегда рады высоким гостям! – продолжил капитан, проглотив барановский комментарий.

– Ну, не таким уж и высоким, – продолжил смущаться Баранов. – Есть люди и повыше… Впрочем, я уже ухожу.

– Как это «ухожу»? – делано удивился я и покосился на застывшую в недоумении девицу с охлаждающейся талией. – Я думал, вы только приехали! У нас тут как раз дело по вашей части! Вот, матроса этого судна убили. Я-то грешным делом подумал, вы уже в курсе…

– Нет, я не в курсе. Мне срочно в Саппоро надо. Дела! Поехал я… – откликнулся Баранов и кинулся к трапу.

Девица сделала инстинктивное движение, чтобы поцеловать его на прощание, но консул резко отодвинул ее рукой и бойко застучал горящими подметками по судовой лестнице.

– До одиннадцатого, значит? – громким полушепотом бросила вслед брошенная девушка.

Стремительно уменьшающаяся в размерах спина Баранова ответом ее не удостоила.

– Жене привет от меня огромный! – весело крикнул я ему в спину. – И детишкам тоже!

На площадке возникла немая сцена в лучших гоголевских традициях: с одной стороны замерла наша смешанная российско-японская сборная, а с другой высилась стройная грудастая солистка ансамбля «Березка», в глазах которой к еще недавней наглости и распутству теперь примешались смятение и легкий испуг.