– Жарко. – вяло пыталась протестовать Саша, но Марьяна проявила редкостную непреклонность.

– Зато – удобно. – твёрдо заявила подруга. – И, бегать и, падать. Остальное – потерпишь.

Через три четверти часа, покорно семеня за решительно настроенной Марьяной, Александра, предварительно расцеловавшись с заплаканной Екатериной Власовной, покинула дом украдкой, точно воришка, через черный ход.

Владислав Семенович, обеспокоенный и сердитый, спешил к знакомому подъезду, переживая за душевное здоровье своей Сашеньки, к которой так и не смог вырваться до самого вечера.

В руках у Смолкина болтался пухлый портфель, весьма солидного вида, а в портфеле – коробочка, обвязанная кокетливой розовой ленточкой.

Ну, никак не мог Смолкин прийти к своей девушке без подарка, после того, как она подверглась коварному преследованию со стороны его бывшей супруги.

В коробочке лежал новенький сотовый телефон, в стильном чехле, дамский, с забавным пушистым брелочком.

Саше он должен был обязательно понравиться, во всяком случае, Смолкин на то очень рассчитывал.

Владислав Семенович чувствовал себя очень виноватым из-за того, что не смог оградить Сашу от преследований Алисы.

Мечта о тихом семейном счастье, о жене и трех милых детишках, повисла на волоске.

Смолкин упрямо всхрапнул, готовясь биться за семейный очаг до последнего.

*

…. – И, тут, значится, выбегает, из кабинету, Сашкин хахаль, весь такой расхристанный, с удавкой на шее, – громко вещала баб Тая, собравшая вокруг себя целую толпу любопытствующих соседок, обожавших сплетни и всякие казусные истории. – а на плече у него – баба… полуголая.

– Как это – полуголая? – ахнул кто-то из впечатлительных домохозяек.

– Так и есть – полуголая! – важно подтвердила баб Тая, мелко тряся острым подбородком. – Юбка до самого пупа задралась, сиськи, как есть, все наружу, глаза – шалые, как у цыганки в запое… А, хахаль Сашкин – весь в засосах!

– Чего ж это, Сашкин хахаль посторонних баб прям на работе пользует? – брезгливо поджала губы Василина Прокофьевна, удерживая в руках шустрого трехлетнего карапуза. – Совсем эта молодежь распустилась! Ни стыда, ни совести! Надо же, на рабочем месте!

– У них, у ентих самых олихгархов, так принято. – рассказчица истории, баб Тая Горемыкина, снисходительно взглянула на слушателей. – Баба ента, женой его оказалась. Скучно ей стало в хоромах барских, вот она и приперлась к муженьку за экстримом. Ролевые игры – сказала! Я сама слышала! Лично!

– Брешешь, поди, как сивый мерин! – ловко сплевывая шелуху от семечек, усмехнулась Нинка-разведенка из третьего подъезда. – Делать ей нечего – по работам мужниным тереться. У них же, у жён олихгарховых, с утра, все расписано – массаж, сауна, салон красоты…

– Они с жиру бесятся! – авторитетно заявила Татьяна, высовываясь из окна и нависая над баб Таей со скалкой в руке. Со скалки медленно осыпалась мука. – Я б со своим тоже б, поиграла, в игры ролевые. – Татьяна воинственно махнула скалкой – Пусть только явится, пьянь несчастная, я уж его приголублю…

И в эту самую толпу разгоряченных разговором гражданок, Смолкин и вляпался, как муха в паутину.

– Вот он, бабоньки, Сашкин хахаль, во всей красе! – взвизгнула вредная баба Тая, размахивая руками. – Хватайте его, он и вам машинку стиральную подарит, коль в игры его похабные поиграть согласитесь!

Женщины возмущенно зашумели, осуждая распущенных богатеев, совращающих честных гражданок посредством стиральных машинок. Ничего не понявший Смолкин, на всякий случай кивал и улыбался, шустро скача по ступенькам, позабыв про наметившееся брюшко.