Старший брат, Алексей, для меня всегда был идеалом, чем-то недосягаемым, как будто из другой жизни. Пожить с ним как братья мы так и не успели. Когда мне было три года, он поступил в суворовское училище. Домой приходил лишь в субботу и воскресенье. Я смотрел на него, на его красивую форму, а сам украдкой прятал штанишки с дырками на коленях – нищета кругом была.

Домой он один не приходил никогда – только вместе с друзьями. Нередко у нас в гостях был Юра Власов, будущий чемпион мира по тяжелой атлетике. К их приходу бабушка готовила шикарный по тем временам обед.

Суворовцы влетали в квартиру с шумом и гамом, всегда веселые и жизнерадостные, сразу садились за стол. Иногда и нас с братом с собой сажали. Но чаще слышалось: «Брысь отсюда – не вырос еще». В основном это адресовалось мне – Сережу они посвящали во все свои суворовские дела. Вместе обсуждали последние новости, преподавателей, а может быть, говорили и про девчонок – не знаю.

Потом они уходили гулять. Обычно шли к себе в суворовское училище на танцы. Не часто, но мы с Сережей тоже туда ходили. Училище располагалось в центре города, и со второго этажа, где находился актовый зал со старинными колоннами, разносились звуки духового оркестра. Сверкала огромная люстра, в окнах были видны нарядно одетые девушки. Конечно, нас с братом постоянно туда тянуло.

После окончания суворовского Алексей получил распределение в Рязанское пехотное училище. Лейтенантом брата направили в Наро-Фоминск, а затем в Венгрию, где недавно закончился, как тогда писали, «контрреволюционный» мятеж. Домой он писал редко, но и по тем письмам, которые присылал, мы понимали, что служит он нормально, В семье за старшего брата были спокойны. Им гордились.

В 1963 году, когда я уже учился в военном училище в Петергофе, Алексея в сопровождении врача неожиданно привезли из Будапешта. Саркома лимфатических желез. Как нам сказали, он отравился. Оказалось, что в Венгрии ему уже сделали две операции, хотя ни в одном письме он и словом не обмолвился об этом. Состояние Алексея было безнадежным. В Саратов его привезли, чтобы он пожил немного в родных стенах.

Первое время Алексей лежал дома, затем его перевезли в госпиталь. Через полгода, во время моего курсантского отпуска, мы попеременно с Сергеем целые дни проводили в палате возле брата.

Мне уже нужно было уезжать. До училища я добирался два дня. Приехал – лежит телеграмма: Алексей умер.

Со средним братом, Сергеем, у меня сложились такие отношения, которых ни с кем нет и, наверное, не будет. Я с ним не только часто советуюсь, но как бы сверяю правильность своих шагов. В жизни ему пришлось значительно труднее, чем мне. Живя в Саратове, он вынес на себе всю тяжесть семейных трагедий. Сначала умер старший брат. Буквально через год не выдержала мама. Затем дедушка, который был Сергею особенно дорог. Через два года слегла бабушка.

Со временем Сергей женился. У него отличный сын Миша, Михаил Сергеевич, военный хирург, уже есть внучка.

Брат никогда не стремился к «большим высотам». Больше тридцати лет он проработал в НИИ газа и нефти. Я несколько раз предлагал ему помочь подыскать какое-нибудь другое место. Он категорически отказывается – прикипел сердцем к институту.

Сергей в моей жизни всегда был опорой и поддержкой. Именно ему я позвонил из Ташкента глубокой ночью в январе 1980 года. Связь, естественно, была отвратительной. Поговорили мы минут пять, не больше. О многом и ни о чем. Понимая один другого. Он старался меня как-то успокоить: мол, не волнуйся, все будет нормально. Я ему тоже говорил, что все будет хорошо, не беспокойся. Что Ташкент – город хороший. Что здесь много снега. И что завтра я улетаю в Афганистан.