– Серёж, ты совсем одурел. Я понимаю просто двойка, но за четверть. Это уже беспредел. Одумайся. Кем ты будешь, если будешь так учиться? Дворником? Или грузчиком? Ты уроки сделал?

– У меня каникулы. – Сергей не отрывается от экрана компьютера.

– Володь, ты, что с дуба рухнул? – Валентина стояла позади мужа.

– Ты чего, мать?

– У него уже были двойки за четверть.

– Ни хрена себе.

– Ты хоть немного будешь вникать в дела своей семьи? Или что у тебя всё время на уме? Только одно?

– Что одно-то?

– Пойдём, мне надо с тобой серьёзно поговорить.

– О чём?

– Идём на кухню.

Кухня. Даниленко и его жена сидят за столом друг против друга.

– Володь, прикрой дверь.

Даниленко прикрыл дверь.

– Ну.

– На этот раз у тебя всё серьёзно?

– Что значит серьёзно? Что значит на этот раз?

– Володь, я прекрасно понимаю, что ты мне изменял и постоянно врал. На этот раз я поняла, что у тебя всё серьёзно. Не какой-то мимолётный романчик.

– Валь…

– Что Валь? Ты же мне всю жизнь сломал. Я лучшие годы потратила на тебя дурака, родила от тебя двух детей, таких же дебилов, как ты. А ведь могла бы пойти в консерваторию, развиваться дальше, как личность.

– Валь, да с чего вообще ты решила?…

– Володь, вспомни, когда последний раз мы были близки?

– Когда?

– Не помнишь?

– Нет.

– Два года два месяца и ещё несколько дней.

– Валь, извини, я виноват перед тобой. Так получилось. Не знаю, что со мной происходит в последнее время. Пустота какая-то давит. Ничего не хочется. Хоть умирай.

– У тебя были мысли о суициде?

– Нет.

– Может быть, это депрессия или кризис среднего возраста?

– Скорее всего.

– Давай сходим к психологу.

– Не надо.

– У тебя, правда, сейчас никого нет?

Даниленко сделал характерную гримасу, означающую «сколько можно тебе объяснить, что и так понятно без всяких объяснений».

Гараж Даниленко. Орлов и Карасёв стоят, спинами прислонившись к «шестёрке», курят. Даниленко сидит на ящике.

Орлов говорит:

– Парни, я тут подумал; а с Олегом слесарем надо что-то делать.

– В каком смысле? – не понял Карасёв.

– В том смысле, что он теперь свидетель. Он познакомил меня и тебя. После ограбления будут прочесывать весь круг твоих знакомых.

– Верно, – согласился Карасёв. – И что ты предлагаешь делать?

– Либо привлекать его к нашему делу, либо убирать.

– Убирать? – Даниленко замотал головой, выражая этим не протест, а удивление.

– Убрать всегда успеем его, давай лучше привлекать. Люди нам понадобятся, – сказал Карасёв.

– И этого, второго, который тогда с ним стоял, тоже нужно будет привлечь. Он тоже свидетель. Ты не знаешь, кто это такой?

– Я не помню. Я кроме Олега никого там толком не знаю, – сказал Карасёв. – Я тут тоже кое о чём подумал. Мне уже не нравится мой первый план. Давай всё переиграем.

– Каким Макаром? – спросил Даниленко.

– Вы едете на двух машинах. Одна спереди, другая сзади инкассаторской. Первая обгоняет и заставляет нашу машину остановиться. Кто едет сзади, выбегает, стреляет по шинам. Кто впереди тоже выбегает. Я открываю дверцу и ложусь вниз, а вы валите двух инкассаторов и водителя.

– Теперь получается, ты никого не валишь, а мы всех валим, – возмутился Даниленко.

– Он может потом стрельнуть по своим товарищам-дружкам, – предложил Максим.

– Чтобы все были замазаны. – Иван ухмыльнулся.

– Точно, – сказал Максим. – Значит, теперь действуем по этому плану. Как будем привлекать к делу Олега?

– У него выбора нет: или он с нами или на кладбище, – говорит Карасёв.

– И ещё. Мы с Андреичем уже говорили об этом. Нам нужны ещё люди. Получается мы два на два. Это рискованно. Итог может оказаться не в нашу пользу, – сказал Максим.

– У меня нет никого на примете, – сказал Карасёв.