Большую часть лета все Сапфировы, включая семью старшего сына Веры Лукьяновны и Михаила Васильевича Володи, проводили на даче в Тарбагатае. Расположенное в живописном месте по правому притоку реки Селенги, село славилось как старообрядческое – многие его жители величали себя «семейскими» и считались потомками бежавших в эти края раскольников. Сохраняя культуру и традиции русского деревенского быта, они продолжали строить нарядные бревенчатые дома с резными ставнями всевозможных цветов, а многие сельские женщины даже в обычные дни, не только в праздники, носили сарафаны, яркие фартуки, платки и бусы в несколько рядов.

Фая знала в Тарбагатае почти всех местных мальчишек и девчонок. Еще будучи совсем детворой, они разделили здесь то самое безмятежное время песочниц и разрисованного мелом асфальта, когда, падая с велосипедов или сползая с деревьев, зарабатывали себе ссадины и царапины.

Жили эти дети по-разному. Кто-то в больших городах и приезжал сюда лишь на каникулы, кто-то ни разу не выезжал дальше близлежащих деревень. Кто-то воспитывался в семье примерных постсоветских работников, кто-то – в семье начинающих коммерсантов, а чьи-то родители работали на местной кочегарке и часто или редко, но регулярно уходили в запой. Эти дети дружили улицами, пока что не признавая какой-либо иной социальной или культурной разницы. Они вместе играли в лапту, в «заяц, заяц, сколько время» и, разумеется, в прятки: у каждого дома имелся приусадебный участок с баней, гаражами, амбарами, курятниками, поленницами, где можно было искать друг друга до самых сумерек, забывая про время и не слушая урчащие, пропустившие обед животы.

Будучи с детства послушным и понятливым ребенком, Фая редко получала замечания от бабушки с дедушкой, и им никогда не приходилось делать их по несколько раз. Как-то после ужина, когда она, поджав коленку на табуретке, смотрела популярный мексиканский сериал, а Вера Лукьяновна подметала там пол, на кухню зашел дед.

– Почему ты не помогаешь бабушке? – строго спросил ее Михаил Васильевич.

– Баба Вера меня ни о чем не просила, – растерялась Фая. Дед выглядел сердитым, хотя она совсем не понимала, в чем виновата. – Попросила, я бы сделала!

– Ты же видела, что она с утра работала в огороде, потом поесть нам всем приготовила, а сейчас еще и пол подметает. Тебе следовало бы догадаться взять у нее веник и предложить помочь.

Лицо деда немного смягчилось, но он все же добавил:

– Старших нужно уважать, а о старых еще и заботиться. Чтобы я больше никогда не видел, как бабушка трудится по дому, в то время как ты сидишь у телевизора.

И он никогда больше этого не видел.

Стоит сказать, что Фая не просто без пререканий, а, скорее, с охотой выполняла поручения бабушки и дедушки по хозяйству. Конечно же, как и любому нормальному ребенку, ей больше нравилось, когда от нее ничего не требовалось и она могла делать что угодно – читать, смотреть телевизор, гулять или пойти в гости к Наташе Потаповой. Однако ей всякий раз было приятно чувствовать себя полезной и взрослой, поэтому старалась наравне со старшими участвовать в бытовых делах: мыть посуду, пылесосить, пропалывать цветы в клумбах и поливать огород.

Распорядок жизни семьи определялся по большому счету сезонными работами, и на третий год жизни Фаи в Бурятии она поймала себя на мысли, что, пожалуй, любит все времена года, в том числе и за неспешную смену символизирующих их забот.

Начало года – время каникул, мандаринов, доедания конфет из новогодних подарков и крещенских морозов, когда на улице холодно так, что, возвращаясь из школы, только и думаешь, как бы быстрее уже доковылять. И такое это удовольствие, зайдя домой, подставить руки под струю горячей воды, сесть у батареи и, отогревая на ней одеревенелые пальцы ног, растирать варежками замерзшие, кое-где побелевшие красные щеки!