На кровати стоявшей по соседству с моей лежал такой же старый пердун, как и я. Лежал и курил сигарету.

– О привет, сосед! Тебя когда прислали? Я отлить вышла, прихожу, смотрю – шмотки есть, а человека нет. Гулять ходил?

– Привет, да гулял! В себя приходил.

– Оля! – и добродушный сосед протянул мне руку.

– Какая Оля? Кто Оля? – я от неожиданности даже икнул.

– Оля это я. Не всем вот так везёт сохранить свой пол после заселения. Очнулась мужиком вот.

– Миша – скромно представился я – Был. Хер знает, кем стал. Но явно это не я в старости.

– Да мы все здесь, не те кем были.

– А много вас? Что вообще с нами произошло?

– Всего нас около тридцати. На нашем этаже пятеро, остальные на пятом живут. А что происходит никто и не знает толком. У всех разные истории. Петра с пятого этажа вообще акула съела. Большинство из нас точно погибло. А ты как?

– Неоднозначно. Я думал, меня похитили инопланетяне.

– Ого, и так бывает!?

– А ты давно здесь?

– Около восьми лет. Точно не скажу. За окном всё время зима. Только день с ночью меняются и всё. И мы не стареем. Мы и так старые, ха-ха! – Оля разразилась страшным кашляющим смехом.

– Кто тут главный?

– Да, никто. Нет тут старших. Все здесь на равных. Если за нами и следят, то по-тихому, а может кто из наших только виду не подаёт. И уйти отсюда не получается, два километра по той дороге, что ты видел за окном и всё. Дальше ни шагу сделать не получается. Да и вещей зимних нет у нас, а там сам знаешь морозец.

– Вот это расклад… А кто дольше всех здесь?

– Самый старожил у нас Митяй. Он говорит, что живёт здесь двадцать три года. Шесть лет один здесь жил, бедолага.

– А еда, вода, откуда всё?

– Кто знает откуда? Жрём одни консервы, они тут не кончаются. Полный подвал этой хреноты, а вода из крана течёт, пить можно. Даже сигареты есть, бухать вот нечего. С этим у нас жопа.

– Охренеть, попадалово…

– Да ты ляг, полежи. Через час народ очнётся, познакомишься с остальными.

Я послушно лёг и закрыл глаза. Тут было над чем подумать. Это что блин тюрьма или какой-то зловещий эксперимент? Хотелось просто завыть от невообразимой тоски.

– Оля, дай закурить?

– На окне пачка, возьми сам. Спички только верни потом. Мишка, ты куда?

– Надо немного пройтись, подумать…

– Хорошо. Приходи потом на пятый этаж, там столовая у нас, поедим-поговорим.

– Приду. Пятый этаж говоришь… Пойду-ка я туда и схожу. Может там и выход на крышу есть. Подышать бы…

Мне стало остро не хватать кислорода. Хотелось вдохнуть полной грудью, расправив лёгкие, но не получалось. Сердце билось в груди, словно загнанный кролик, иногда перед глазами плыли разноцветные круги. Я хотел выйти на свежий воздух, но по пути мне попалась открытая дверь в одну из комнат. Там сидели три пожилых женщины с печатью огромного горя на лице. Компанию им составлял дряхлый дед преклонного возраста. У него на коленях была гармонь. На ней он играл что-то настолько печальное, что не выразимо глубоко цепляло все возможные струны человеческой души. Я просто не смог пройти мимо. Сначала я застыл на пороге, но когда меня заметили и поманили рукой, пришлось волей-неволей зайти внутрь. Дед разыгрался не на шутку, плачущий мотив мелодии сменился воинственным. Теперь явно звучала угроза и сила в звучащем произведении. Хотелось броситься в бой, музыка воспламеняла кровь и пожилые лица сидящих людей словно становились моложе наполняясь внутренней силой.

Постепенно гроза аккордов утихла, и её сменил новый мотив. Он нёс успокоение. Застывая где-то в вышине каждая новая нота складывалась в чудесные перезвучия успокаивающие душу и дающие надежду на то, что многие называют умиротворением.