– Господин не зря дал мне тебя в помощь, Рокингем. Я специально просил его. Одного тебя будет вполне достаточно.

– Меня? Ты хочешь сказать, что именно из-за тебя меня заставили покинуть Блэкхолл и отправили в эту проклятую долину?

– Мне нужен был человек, подготовленный господином.

– Что такое ты несешь?

Но вместо ответа старик выхватил длинный кинжал, вспыхнувший серебром в лунном свете, и вонзил его в живот Рокингема прямо над пахом. Потрясенный солдат упал на спину, но успел помешать прорицателю распороть живот, как брюхо рыбе.

Со стоном поднявшись на колени, Рокингем прижал руки к животу, пытаясь засунуть вываливающиеся внутренности обратно.

– Ч… ч… что ты сделал?

Держа в одной руке окровавленный кинжал, Дисмарум другой рукой, культей, указал в сторону фермы:

– Идите, дети, найдите ее. Будьте моими глазами, станьте моими ушами. Уничтожьте всех, кто встанет у нас на пути!

Слабея, Рокингем упал на одну руку, другой держась за живот. Он чувствовал, как внутри что-то шевелится, словно в очаге ворошили угли. Боль становилась невыносимой, и с диким криком, схватившись обеими руками за живот, солдат повалился на бок.

Мрак начал заволакивать его зрение, но он увидел, как из него выползли тысячи личинок, похожих на червей. Оказавшись на открытом воздухе, они распухли, увеличились в размерах, став длиной с руку и толщиной с большой палец. Черви извивались зловонной массой вокруг, некоторые погружались в землю и исчезали. Последнее, что он услышал в своей жизни, были слова старика:

– Ищите ее, малыши. Она будет моей. – А потом Рокингема окутал мрак, и он умер.

Элена выдохнула и погрузилась в горячую ванну, из которой пар поднимался до самого потолка, а ягодный аромат от листьев, брошенных в воду, остро щекотал ноздри.

– Горячая вода очистит тебя, а травы облегчат боль, – заверила ее мать, выливая очередной кувшин в ванну. – Но ты должна лежать до тех пор, пока она не начнет остывать.

– Я никуда не тороплюсь, – пробормотала Элена.

Она раскачивалась взад и вперед в горячей воде, позволяя ноющим мышцам расслабляться. Диковинные события прошедшего дня отступили и потеряли свою остроту. Их вытеснил обед из жареной утки в сопровождении сдержанного бормотания родителей, которые, сидя напротив друг друга, обсуждали, где и как лучше обменять недавно родившегося бычка. Сообщение о ее первой менструации вызвало гораздо больше интереса, чем покрасневшая рука. Элена успокоилась, и теперь все, что с ней случилось, казалось дурным сном.

– Завтра я отправлю Джоака пригласить гостей к нам на праздник, – сказала мать, глядя вдаль и строя планы. – Я попрошу тетю Филу испечь пирог, а отца пошлю пополнить запасы сидра. У нас достаточно стульев? Может быть, стоит взять фургон и съездить к Сонтаксам, чтобы одолжить у них на время стулья. Кроме того, мне следует позаботиться…

– Мама, мне не нужен праздник, – сказала Элена.

Она вдруг почувствовала, как ее охватывает возбуждение.

Все узнают, что она стала женщиной. Улыбнувшись, она скользнула под воду и тут же снова всплыла на поверхность, вытирая глаза.

– Ерунда, мы должны это отметить. У меня всего одна дочь.

В глазах матери появилось грустное выражение, и Элена поняла, что она вспомнила мертворожденную девочку. Это случилось через два года после рождения ее самой. И с тех пор мама больше не могла забеременеть. Сейчас в ее каштановых волосах проглядывали седые пряди, а гладкую прежде кожу избороздили морщины. Впервые в жизни Элена поняла, что мама стареет и у нее уже не будет других детей, кроме Джоака и ее.

Мать провела длинными пальцами по седеющим локонам и тихонько вздохнула. Ее мысли вернулись в настоящее. К правой руке Элены.