– Как на голом Твердыше, сидит вэринг в нагише, – отстраненное лицо певца озарилось детским озорством. Люди ярла заулыбались, поддерживая хлопками и постукиваниями похабную побасенку о молодом воине, возжелавшем горячую дракониху, которая заманила его на остров посреди Фьорда и бросила там без оружия и одежды.

Раззадоренный музыкой и хмельной медовухой самый младший из вэрингов, еще безусый юнец, обнял рунопевца за плечи и зашептал так, что услышали все в зале:

– Слышь, а ты кто – девка или паря?

Скальд заметно напрягся, сгорбился, пряча бледное лицо за прядями длинных волос. Ярл грозно глянул на охмелевшего юнца:

– Отцепись, Мошка* (это имя, если что)! – а когда молодой вэринг удрученно отсел, Тур заговорщицки подмигнул ему:

– Разведку в лоб не ведут. Учись, как надо!

– Поведай певец нам свое имя. До того звонки струны под твоими пальцами и легки слова, слетающие с губ, что вся Вельрика должна знать о таком таланте.

Серые глаза с признательностью взглянули сквозь завесу волос, однако называться рунопевец не торопился. Задумчиво коснулся струн, заставляя кантеле мелодично всхлипнуть, а затем, когда эхо мелодии растворилось в потолочной темноте, бледные губы дрогнули:

– Скёль. Я – Скёль.

– Нда, понятней не стало, – Тур задумчиво почесал подбородок и смерил суровым взглядом Мошку, с трудом сдерживающего смех.

– Что ж, Скёль, сыграй нам плясовую, да такую, чтоб драконьи кости под Бабийхолмом задрожали!

Упрашивать музыканта не потребовалось. Полы харчевни вздрогнули, когда, не усидев за столами, повскакивали с мест и вэринги, и полукровки. Сдержанный Берген кивал в такт, а подпирающий стену у очага Возгар отбивал ритм ногой. Зимич же, даром что явился на свет, когда о битве Пепла и Злата помнили не понаслышке, выпрыгнул в центр зала и принялся лихо отплясывать вприсядку, вызвав всеобщее одобрительное улюлюканье.

– А ты, ярл, что не танцуешь? – под шум веселья Рёна подошла незаметно, наполнила кубок и замерла рядом, разглядывая легендарного воина. Меж бровей Тура залегла глубокая морщина, да и выцветшие от времени, когда-то пронзительно синие глаза глядели с напряженной задумчивостью. Она помнила этот взгляд – ярче полуденного неба в летний зной, эту сдержанную улыбку – награждающую пуще злата. Помнила, будто видела вчера, а не с полторы дюжины лет назад.

– Может, харчевня моя для тебя слишком проста и стряпня безвкусна? Иль компания вокруг не подобает такому славному мужу?

Он ответил не сразу. Молча, глядя в пустоту, осушил кубок до дна, а когда женщина уже собралась отойти, схватил за руку:

– Оставь кувшин, чтоб дважды не ходить.

– То мне совсем не сложно. Не каждый день легендарный Крезов воевода «Драконье брюшко» визитом балует. За радость хозяйке для такого гостя похлопотать.

– Забудь, что видела нас. Раньше первых петухов уйдем, – Тур сильнее сжал девичью ладонь. Рёна даже не поморщилась, хотя пальцы хрустнули под хваткой бывалого вояки. В ответ, накрыв мощную ручищу своей, женщина наклонилась и так, чтобы услышал только ярл, сказала:

– Их забыть, что поутру умыться. А тебя, соколик, вовек забыть не смогу.

Круглое лицо, венчанное толстой, забранной вкруг головы косой, замерло близко. Тур чувствовал ее запах – медовой ковриги и свежего хлеба, скошенной травы и растопленного очага. Мягкие пухлые губы манили; приоткрытые, обнажали они ровный жемчуг зубов. В разрезе расшитой рубахи дышала, притягивая взгляд, полная грудь. Вэринг сглотнул:

– Принеси-ка еще питья и кушаний, да распорядись, чтоб о парнях моих позаботились. Нелегкая их доля – по чести жить.

Проницательная Рёна отметила эту странную фразу. Раздавая приказы чернавкам и дворовым, хозяйка постоялого двора приговаривала: «Ваша доля – рядовые, а о ярле я сама позабочусь».