Трамп нарисовал прекрасную фантазию, что его друг Том – гений-организатор, отдающий себе отчет в том, что его приятель не питает никакого интереса к будничному менеджменту – возьмет на себя управление Белым домом. Для Трампа это стало бы быстрым и удобным решением непредвиденной проблемы свалившегося на него президентства: соединить усилия с деловым наставником, доверенным лицом, инвестором и другом, с тем, про кого общие приятели говорили “вот кто лучше других знает, как обращаться с Дональдом”. В окружении Трампа это называлось “план двух амигос”. (Эпстайн, сохранивший близость с Барраком, был напрочь стерт из биографии Трампа.)

Баррак, один из немногих, чьи способности Трамп, Фома неверующий, не ставил под сомнение, сумел бы, как он надеялся, пустить все по гладенькой дорожке, предоставив Трампу быть Трампом. С его стороны это был нехарактерный случай трезвого решения: Дональд Трамп может не понимать, чего он не понимает, зато он понимает, что это понимает Том Баррак. Он будет рулить бизнесом, а Трамп продавать готовый продукт – делать Америку снова великой. #MAGA[4].

Для Баррака, как и для всего окружения Трампа, результат выборов был каким-то невероятным выигрышем в лотерею – твой странноватый друг стал президентом. Но даже после многочисленных телефонных уговоров Барраку пришлось огорчить своего друга: “Я слишком богат”. Он никогда не сможет раскрыть свои активы и финансовые интересы – включая инвестиции на Ближнем Востоке – так, чтобы это удовлетворило сторожевых псов высокой морали. Если Трамп не был озабочен или просто не заморачивался по поводу своих бизнес-конфликтов, то Баррак в этой перспективе не видел для себя ничего, кроме мороки и финансовых потерь. А кроме того, женившись в четвертый раз, Баррак не горел желанием, чтобы его яркая личная жизнь – в последние годы нередко связанная с Трампом – стала центром всеобщего внимания.

Запасным вариантом Трампа был его зять. Во время многомесячной кампании, после сумбура и нестыковок (если не для Трампа, то в глазах других, включая его семью), Кушнер приходил на помощь и стал его надежным телохранителем – всегда рядом, отвечает только на вопросы и при этом всегда рисует спокойную и лестную картину. Кори Левандовски называл Джареда дворецким. Трамп пришел к выводу, что его зять – не в последнюю очередь потому, что понимал: не надо путаться у него под ногами, – на редкость дальновиден.

Бросая вызов правилам и приличиям, вызывая удивленные взгляды всех вокруг, президент сознательно создавал в Белом доме семейственность. Все Трампы – за исключением жены, которая загадочным образом осталась в Нью-Йорке, – перебирались на новое место и приступали к обязанностям, мало чем отличавшимся от того, что они делали в Башне, и никто, судя по всему, не возражал.

Наконец, Энн Коултер, дива, известная своими правыми убеждениями, и сторонница Трампа, отвела избранного президента в сторонку со словами: “Очевидно, вам этого не говорят. Но так нельзя. Нельзя нанимать на работу своих детей”.

Трамп продолжал настаивать, что он имеет полное право на родственную помощь, и требовал понимания. Это же семья, повторял он, “тут все о-о-о-ох как непросто”. Его команда понимала: зять Трампа в Белом доме – это не только потенциальный конфликт интересов и правовые сложности; постепенно, в еще большей степени, чем сейчас, семья окажется для Трампа на первом месте. После серьезного давления он согласился хотя бы не делать своего зятя главой аппарата – во всяком случае официально.

Если не Баррак и не Кушнер, то почему бы не предложить это место губернатору Нью-Джерси Крису Кристи. Он и Руди Джулиани – вот, собственно, и все друзья Трампа с реальным политическим опытом.