— Ты надолго? Где остановился?

— Только на время ярмарки, потом сразу уеду. Сама знаешь, времена нынче нелегкие.

При последних словах его лицо мрачнеет, черты лица заостряются, а морщины, хоть, казалось бы, куда больше, становятся еще глубже. Не помню, чтобы в его глазах была такая усталость, будто на своих плечах он постоянно носит невыносимо тяжелую ношу. Даже сейчас, стоя передо мной – большой, сильный, уверенный в себе воин, который прошел не один десяток сражений, которого уважают не только его люди, но и другие ярлы.

Беру его руку в свою. Жесткая, точно кора дерева, кожа настоящего воина.

— Мы справимся, - говорю, глядя ему в глаза.

Через долгое мгновение он все же кивает, в глазах снова появляется тепло.

Клан Турина - один из многих, кто встретил вторжение завоевателей и не выстоял. И не из-за трусости - из-за неравных сил. Топором и мечом сложно биться с теми, кто поливает тебя с небес смертоносным пламенем.

— Справимся, - соглашается брат.

Перед свадьбой с Келом мне стоило немалых усилий объяснить Турину, что брак с иноземным захватчиком может принести нашему народу хоть небольшой глоток спокойствия. И шла я под венец именно с такими мыслями, это уже потом, много позже...

Невольно вздыхаю, ненароком позволив всплыть на поверхность сознания горьким воспоминаниям.

— Ты все еще любишь его? - спрашивает брат.

От него ничего не скрыть. Он всегда читал меня, как открытую книгу.

Киваю, не решаясь поднять на него взгляд.

— До сих пор вижу его во сне. – Мне стыдно это говорить. Женщине моего положения и статуса негоже даже думать о таком, не то что произносить вслух. Я - жена своего мужа. Нового мужа. И ради своего народа должна быть ему верна. Даже в мыслях. Особенно в мыслях. Но... к горлу подкатывает холодный ком. Возможно, мне действительно стоит выговориться - вполголоса, в полумгле наступающей ночи, когда рядом никого, кроме моего единственного ближайшего родственника. Кроме брата, которому доверяю больше, чем самой себе. Если не рассказать ему - больше просто некому. В пределах Большого Дома есть и халларны. Официально они охраняют меня в отсутствии моего мужа. По факту – внимательно смотрят и слушают, впитывая в себя всю доступную информацию и почти не вмешиваясь в наши внутренние дела. Они не шпионы – нет. Скорее, меньшее зло, с которым приходится мириться.

Тяжелые руки ложатся мне на плечи, несильно сжимаются, потом встряхивают.

— Посмотри на меня, Хёдд.

Послушно смотрю ему в лицо.

— Ты знаешь, как я относился к этому чернокнижнику.

Киваю.

— Знаешь, как я отношусь ко всем им, пришедшим с Юга.

Снова киваю.

Среди северян вряд ли найти хоть одного человека, который бы приветствовал появление у своих границ непобедимой Имперской армии. Но есть те, кто, как я, старается найти способы к нашему сосуществованию, даже если со стороны эти попытки иногда выглядят трусостью и проявлением слабости. А есть те, кто продолжает бороться с оружием в руках. И Турин как раз из последних. Он никогда не говорил мне, что думает о моем замужестве с Келом. Но мне и не нужны были его слова, чтобы все понять. Достаточно было его взгляда, каким он смотрел на заклинателя Костей, а потом смотрел на меня. Признаться, в тот момент я подумала, что он проклял меня и отрекся от нашего родства.

Возможно, так оно и было.

— Но даже я хотел бы, чтобы этот сморчок был жив. Знаешь, почему? - спрашивает Турин.

Молчу, ожидая ответ.

— Чтобы не видеть слезы в твоих глазах. Потому что помню, как ты расцвела рядом с... с ним. - Его голос немного сбивается, становится глуше - и мне невероятно сложно сдержать подступающие слезы. От воспоминаний о Келе, от осознания боли, какую до сих пор причиняю брату, став в его глазах предательницей, отдавшей себя чужаку-захватчику. У меня был выбор — я могла выйти в море и никогда не вернуться обратно. Но что тогда? Халларны все равно бы оставили в Лесной Гавани своего представителя, только с гораздо более жесткими полномочиями. Оставаясь на своем месте, я могу хотя бы попытаться облегчить жизнь своих людей.