– Чувствуешь? – спросил он.

– Да, странно пахнет… будто какой-то пряностью.

Водя фонарем по сторонам, Гарольд внимательно вглядывался в окружавшую крыльцо темноту, особенно туда, откуда запах доносился резче. По всему саду растеклись огромные лужи, в остальном же ничего необычного не наблюдалось. Супруги шли рука об руку, освещая траву перед собой, как вдруг увидели на газоне нечто непонятное – казалось, даже луч фонаря пропадает в этом черном пятне. Гарольд подошел поближе и, стараясь не высовываться из-под зонта, посветил на газон. Мэри-Роуз встала рядом и, прижавшись к нему плечом, стала вглядываться в непроглядную тьму.

– Ну пожалуйста, пойдем в дом, видишь же, тут ничего…

Она оборвала себя на полуслове. Над черным пятном перед ними курилось легкое марево. У бокового фасада, в том месте, где одна из стальных растяжек уходила под землю, дымилась глубокая яма, заполненная жидкой грязью. Обломки камней, комья земли и обугленные гортензии валялись вокруг кратера, образовавшегося прямо под тросом; сам же стальной стержень не пострадал и по-прежнему надежно крепился к скале над обрывом. Гарольд повел фонарем вдоль ведущего к крыше троса и вдруг заметил, что в верхней точке кровли, там, где к выступу несущей опоры крепятся все шесть стальных растяжек, в небо поднимается струйка дыма.

– Не может быть… – заикаясь, выдавил Гарольд.

Уже не обращая внимания на жену, он бросился, ломая гортензии, туда, где в землю уходила еще одна растяжка. В свете фонаря под ней тоже обнаружилась дыра, быстро заполнявшаяся дождевой водой.

– Что происходит? Я боюсь… – бормотала МэриРоуз.

Гарольд посмотрел на жену и только сейчас с удивлением заметил, что она полностью промокла. Да и сам он насквозь пропитался ледяной влагой.

– Давай пойдем в дом, – промолвил он.

За закрытой дверью грохот бури был еле слышен. На них нитки сухой не было, а разлохмаченные ветром волосы стояли дыбом.

– Все-таки молния попала в дом… – произнес Гарольд, стаскивая мокрые башмаки. – Наверняка ударила в опорную балку, там, где она выступает над крышей.

Несмотря на жару в доме, Мэри-Роуз не могла унять дрожь, а при словах мужа по ее спине вдобавок пробежали мурашки.

– К счастью, тросы заодно сработали как громоотвод, – продолжал Гарольд.

– Как-то меня это не утешает, – пробормотала Мэри-Роуз, стуча зубами. – В такие минуты я начинаю думать, что Мэтью не так уж и неправ. Это место слишком опасно для проживания, надо уезжать отсюда.

При звуке этих слов фонарь выскользнул из влажных ладоней Гарольда, словно его настиг еще один разряд молнии. Лампа грохнулась на пол и погасла, а дом погрузился во мрак.

– Пойду переоденусь, – произнес Гарольд.

Его шаги стихли на лестнице, и Мэри-Роуз осталась в одиночестве; в наступившей темноте еще звучало эхо произнесенных слов. Она наклонилась, нашарила фонарь, зажгла его и отправилась наверх искать Гарольда.

Мэри-Роуз зашла в комнату мужа, но его там не оказалось. На одном окне ставни распахнулись, и сквозь стекло было видно, как яростно бушует темное море под утесом. Она подошла и снова закрыла ставни. Прежде ей нравились шторма, влажный запах ветра, ледяные дожди и гром пляшущих на волнах молний; сейчас же все повергало ее в беспокойство. При свете лампы она осмотрела комнату. Никогда еще собственное жилище не казалось ей таким унылым – пустым, темным, ожидавшим неизбежного сноса. Только массивная кровать хоть как-то заполняла пространство между картонными коробками, приготовленными для переезда.

Она уже собиралась выходить, как внезапно на ум пришла найденная утром фотография. А вместе с ней в памяти всплыли те давние дни, когда в жизни еще не произошли непредвиденные события, перечеркнувшие весь их мир, все мечты и надежды. Мэри-Роуз склонилась над коробкой, куда собственными руками этим утром спрятала старый снимок. Она перебрала всю одежду, но фотография исчезла. Было понятно, кто ее забрал.