Наконец Гарольду удалось надежно забить стальной гвоздь. Отложив молоток, он тронул жену за плечо, показывая, чтобы она выплывала наверх.

Подъем занял чуть больше времени, чем раньше, а когда они всплыли, то головой стукнулись о стропила потолка.

Им даже не потребовалось никаких слов. Прежде чем снова нырнуть, супруги обменялись долгим взглядом, будто предчувствуя, что этот раз – последний.

Набрав полную грудь воздуха, они опустились под воду. Пузырьки и камешки еще продолжали просачиваться через незакрепленный край доски. Мэри-Роуз снова прижала заплату, а Гарольд взял молоток и начал один за другим забивать гвозди, которые на сей раз держал в руке осторожно, как драгоценные золотые слитки. Мало-помалу стальные острия плотно вошли в скалу и пузыри исчезли.

Гарольд и Мэри-Роуз поднялись на поверхность и улыбнулись друг другу. К лестнице уже пришлось плыть. Дом скрипел, словно страдая от боли. Супруги Грейпс добрались до двери, поднялись по последним трем оставшимся сухими ступеням и только тогда перевели дух.

Супруги Грейпс уже несколько часов вычерпывали воду из затопленного подвала. Это походило на попытки осушить море при помощи наперстка. Они даже не тратили силы на разговоры, пока не заметили, что уровень затопления потихоньку снижается – сантиметр за сантиметром, ступенька за ступенькой. Уходила вода, вместе с ней уходил и свет; утро перешло в день, день в вечер, и вот уже незаметно подкралась ночная тьма.

– Думаю, на сегодня достаточно, – еле слышным голосом вымолвил Гарольд.

Мэри-Роуз застыла с тазиком в руках, глядя на черную воду. Половина подвала еще была затоплена, но положение уже не казалось столь безнадежно отчаянным. Можно было предположить, что если дом оставался на плаву с целиком залитым подвалом, то теперь, когда его вес уменьшился, он продержится и дальше. Мэри-Роуз бросила взгляд на мужа, и, не обменявшись ни словом, супруги начали подниматься по лестнице. Каждый шаг резью отзывался в мышцах ног, рук и спины, напоминал о бессчетном количестве рейсов, когда они носились вверх-вниз с полными тазами. Тяжелее всего МэриРоуз дался проклятый ушат: пока она его таскала, у нее как никогда в жизни разболелись почки. Гарольд тоже вымотался, но усталость не шла ни в какое сравнение с болью в руке, горевшей огнем от соли, кристаллизовавшейся в ране.

Поднявшись в прихожую, супруги остановились: непонятно, куда идти, и совсем непонятно, что делать дальше. Знакомые предметы обстановки сдвинулись с места и казались неузнаваемыми, катастрофа на всем оставила свой отпечаток. До этого момента Грейпсы не сознавали, до какой степени пострадал их дом.

С промокшими ногами, при свете фонарика они побрели вперед, в надежде найти свободный уголок и, наконец, отдохнуть. В гостиной высились горы сломанных стульев, картонных коробок, книг и штор, изодранных в клочья осколками стекла. Уже не было сил, чтобы отодвинуть буфет, подмявший под себя столь вожделенный диван.

В столовой положение дел тоже не внушало особого оптимизма: стеклянная горка вдребезги разбилась, впечатавшись в стену; под щепками и осколками громоздились стулья, правда ни у одного не уцелели ножки. Так что супругам не оставалось ничего иного, как из последних сил потащиться на кухню.

Посреди груды битой посуды, луж воды, искореженной мебели и электроприборов Мэри-Роуз удалось обнаружить исправную табуретку, которой она обычно пользовалась, чтобы добраться до верхних полок. Она наконец выпустила из рук тазик и тяжело рухнула на сиденье. Гарольд тоже бросил свое ведерко и пошел дальше, светя себе фонариком. Борясь с подступающим отчаянием, он принялся копаться в хламе, чтобы найти хоть какое-нибудь питье, и нашарил графин – правда, воды там оставалось совсем на донышке. Рядом с МэриРоуз обнаружилась старая радиола. Гарольд разгреб мусор, уселся на нее и поставил фонарь на пол. Узкий луч уперся в потолок, и в помещении стало немного светлее. Слышался лишь легкий шум прибоя; деревянная обшивка дома поскрипывала в такт набегающим волнам.