Вейка даже не шелохнулась, а Медвяна только глаза прикрыла, и еще крепче сжала в кулаке матушкин оберег.

- Пока не схороню своих – не уйду, – сказала-то тихо, но властно, уверенно.

- Нельзя, девка, никак нельзя. Поймут, что жива ты. Ведь не уймутся, пока не сыщут. Военег-то не дурень, догадается поди, что не всех Лутаков посёк. Из-под земли достанет. Кому ж охота мести родовой* дожидаться? Убьет тебя, слышь?

- Ты о чем? Не разумею я, – Медвяна непонимающе смотрела на Богшу. – Так оставить? Деток, родню? Пусть валяются по веси?

- Мертвым – мертвое, живым – живое. Не уйдешь – рядом с родней ляжешь. Ты последняя из Лутаков.

Медвяна вняла, будто очнулась и взгляд, уже осмысленный, перевела на Вейку.

- Дядька Богша, в шкуру ее заверни и в сани. Есть сани-то? – дождалась кивка. – Вот и неси. На заимку едем. К ней путь никто не знает. Отсидимся, а далее решим что и как.

- Дело говоришь, – подхватил Вейку, понес на возу устраивать.

Медвяна чуть погодя за ними отправилась. Богша уж ждал, поводьями тряс нетерпеливо. Девушка посмотрела в последний раз на мать, отца, упала в возок и более не оглядывалась. А зачем? Мертвое останется мертвым. Не погребения ждёт родня – мести.

С тем и уехала последняя из Лутаков, покинула гнездо родное.

От автора:

Лада Матушка – богиня любви, красоты, процветания, благополучия и плодородия, покровительница семейных союзов, поддерживающая лад и мир в доме.

Род– является Богом-Творцом славянского пантеона и миропонимания. Он стоит над всеми богами, людьми, зверьми, духами и прочими существами и мирами.

Бортное хозяйство – это вид хозяйственной деятельности связанный с добычей мёда диких пчёл.

Бабий кут – пространство избы между устьем русской печи и противоположной стеной, где шли женские работы.

Макошь – богиня судьбы и чародейства, семейного счастья, женского колдовства, материнства и рукоделия.

Огневица – два значения: болезнь, лихорадка и главный женский оберег для замужних женщин в славянской культуре.

Кубышка – в данном случае – копилка.

Родовая месть – практика "кровь за кровь" была обычным явлением, настолько обычным и распространенным, что Ярослав Мудрый внес её в "Русскую Правду". В стародавние времена, если человек не мог отомстить за убитого родственника – это считалось оскорбительным для всех членов его семьи, поэтому ему возбранялось садиться с ними за один стол.

3. Глава 3

На дальней заимке тихо: деревья вековые снегом укутаны, сугробы едва не в рост человека. По глуши лесной гулко разносится стук-молоток дятла. Покойно, ворогов нет, а все одно как в могиле.

Медвяна на крылечке стояла, смотрела на солнце яркое, что сияло на снежных шапках елей, на петли звериных следов, куталась зябко в шубейку беличью, ту самую, что накинула на нее мать в страшную ночь, когда Военег напал и сжег родную весь.

Три недели прятались втроем в лесной заимке. Вейка тем временем в себя стала приходить: синяки-царапины сошли, взгляд осмысленный стал. Но слов от нее ни Медвяна, ни Богша так и не дождались. Сама Медвяна возилась с Вейкой: в баньку водила, кашу в миске подсовывала. Жалела молодуху. Да и за такими хлопотами и свое горе забывалось, мутной пеленой покрывалось. Не уходило, но уж мучило и болело тише.

- Веечка, ты бы вышла на морозец, вздохнула. Глянь, снега какие аж глаз слепит. Вон и солнышко играется. Пойдешь, нет ли? – ответа Медвяна так и не услыхала.

Богша уехал третьего дня: посмотреть, проверить, что и как. Не ищут ли, не пора ли бежать? Вот и осталась Медвяна с молчаливой Вейкой, слушала безмолвие ледяное и сама индевела. Злоба и горе подернули ее холодком, будто инеем присыпали скрипучим. Была девчонка, а в один день повзрослела, построжела: детство окончилось.  Вот оно как бывает – мать с отцом ушли и нет никого более меж тобой и смертью. Некому защитить, некому пожалеть-приласкать. Один воюй с жизнью, сам вертись, как хочешь и как умеешь. Сироты все на одно лицо, если приглядеться – глаза недетские, хоть и от горшка два вершка.