И тварь явно готовилась к нападению.

– В сторону! – крикнул Егор.

Оттолкнуть Кирилла Васильевича. Отскочить самому.

И не целясь, от бедра садануть косой очередью между бойницей и крышей.

Потом добавить еще – между двумя бойницами, туда, где тоже почудилось короткое судорожное трепыхание.

Пули застучали по металлу. На землю брызнула прозрачная липкая влага и рваные куски тонкой плоти.

В следующий миг целая простыня цвета камуфлированного металла, словно слезшая кожа, отвалилась от вагона. Нет, не просто отвалилась – прыгнула на платформу. В изгибающейся, стремительно меняющей свои очертания плоской твари зияло больше десятка пулевых отверстий, но этого оказалось недостаточно, чтобы ее убить.

Егору было известно только одно: возможность выжить при нападении метаморфа пропорциональна тому, сколько пуль ты успеешь всадить в тварь, прежде, чем она до тебя доберется.

Интродукт-имитатор был слишком живучим гадом, чтобы с ним мог справиться один автоматчик. Егор отпрыгнул от плоского, похожего на широкий ремень щупальца, выброшенного тварью в его сторону. Щупальце шлепнуло по асфальтированной платформе.

Короткой очередью он отстрелил извивающуюся ленту. Отбросил ногой под поезд. Второй очередью – добил. Щупальце, зацепившись за бронефартук, обвисло, как дохлая змея.

А вот Кирилл Васильевич увернуться от интродукта не успел: тварь зацепила его за ноги, повалила, наползла, обвила, накрыла с головой, превратившись в затягивающийся живой мешок.

Выпавший мегафон и автомат начальника станции остались лежать у края платформы.

Егор прекратил стрельбу: дальше дырявить интродукта можно было только вместе с его жертвой.

К вагону подбежали еще несколько бойцов. Но и они, подняв автоматы, нерешительно застыли на месте.

Под живым колышущимся пологом смутно угадывались контуры дергающейся человеческой фигуры. Кирилл Васильевич боролся за жизнь.

И кажется…

Тонкая, но прочная плоть твари вдруг натянулась. Лопнула, брызнув прозрачной жижей. Из шевелящейся «простыни» показалось острие армейского ножа…

Кажется, человек побеждал метаморфа.

Крепкая заточенная сталь с треском продиралась сквозь плотный слой органики, лезвие вязло в липкой жиже-крови. И все-таки нож резал тварь.

Один косой разрез, еще один…

Для того, чтобы залепить, залечить и склеить такие раны, метаморфу нужно время. Много времени.

Кирилл Васильевич – весь в отвратительной слизи без цвета и запаха – выскользнул из живого савана, словно из раскромсанной палатки. Откатился в сторону, захлебываясь в кашле.

Тварь все еще была жива. Более того, она сжалась для очередного броска, сделавшись похожей на скомканное одеяло. Но на этот раз у интродукта не оставалось ни единого шанса. С полдюжины автоматных стволов, ударивших одновременно, буквально разорвали бесформенный ком метаморфа и смешали его плоть с выщербленным асфальтом.

Влажные ошметки твари разлетелись по платформе. Чуть в стороне лежал Кирилл Васильевич.

Начальник станции был плох. Его одежда зияла прорехами и исходила паром. Кожа на руках и лице побагровела и покрылась крупными волдырями. Из носа, ушей и рта сочилась кровь.

Что ж, человек, которого чуть не переварили заживо, вряд ли будет выглядеть бодреньким и здоровеньким. И все же…

С каждой секундой Кириллу Васильевичу становилось все хуже. Дыхание было сиплым и прерывистым. Обращенных к нему слов раненый не слышал и никак не реагировал на происходившее вокруг.

Из разжатых пальцев выскользнул перепачканный слизью нож.

Судя по всему, когда Кирилл Васильевич прорезал себе выход, это было его последним осознанным поступком. А теперь…