Потом Кесри отер глаза и медленно встал на четвереньки. Испуганные новобранцы сбились в кучу, переводя взгляды с него на хавильдара, который в одной руке сжимал окровавленный мундштук, а другой, нырнувшей под дхоти, почесывал в паху.

Кесри понял, что экзекуция – своего рода представление, устроенное для всех рекрутов, которые должны осознать: причинить боль и унизить – хавильдару одно удовольствие.

Бхиро Сингх бросил мундштук на палубу:

– Иди-ка отмой с него свою юшку. И запомни: это была лишь первая доза лекарства. Не поможет – усилим лечение.

Врачевание оставило синяки на теле Кесри, однако он одержал маленькую победу, замеченную всеми рекрутами, – приказа на стирку чужого исподнего не последовало, и Хукам Сингх не осмелился напомнить дяде свою исходную жалобу. Кесри сделал вывод, что хавильдар не особо чтит племянника, а тот боится родича, но отчаянно пытается ему подражать – вот на этой-то вредоносной почве и произрастали его кичливость и злоба.

После того случая отношение молодого начальника к Кесри слегка изменилось, теперь он воздерживался от ядовитых шпилек и, похоже, понял, что рекрут не примирится с положением слуги. Иногда он даже как будто признавал, что Кесри, пожалуй, годен к солдатской службе более остальных новобранцев.

Близился конец путешествия, и рекрутам не терпелось узнать, что за жизнь их ожидает. Особенно их интересовал вопрос варди, военной формы. К безмерному огорчению новобранцев, сопровождающие сипаи ехали в цивильном, никто из них ни разу не облачился в военный наряд.

Наконец Хукам Сингх уступил настойчивым просьбам, согласившись показать свою форму, но категорически отказался ради чьей-то прихоти выступать в роли обряженной куклы. Если юнцы так желают показа, пусть кто-нибудь из них станет портняжным манекеном.

Вопреки первоначальному порыву, добровольцев не нашлось. Нужной статью обладал только Кесри, но ввиду натянутых отношений с начальником он тоже не вышел из строя.

В результате Хукам Сингх сам его вызвал и приказал снять дхоти и джаму[32]. Кесри разоблачился, и начальник, кивнув на его ланготу, прикрывавшую чресла, сказал, что ее, как и дхоти, и нательную рубаху унга, можно носить только вне службы, но никак не с формой. Англичане требовали, чтобы солдаты надевали подштанники до колен, известные как джанги. Если на осмотре ты окажешься в ланготе, огребешь неприятности.

– Почему? – удивились рекруты.

– Кто его знает, такая вот блажь.

Затем Хукам Сингх принес свой ранец, к верху которого была приторочена шаровидная медная фляга. По уставу, сказал он, сия посудина должна вмещать ровно один сир[33] жидкости и быть укомплектована веревкой, дабы при необходимости черпать воду из колодца. Солдат не расстается с флягой никогда, даже в бою, а потеряет – мало не покажется. Офицеров хлебом не корми, только дай на параде полюбоваться рядами фляг, сверкающих под солнцем. На осмотре снаряжения первым делом проверяют фляги, и если они плохо вычищены, щедро сыплются штрафные наряды.

В следующую пару минут рекруты завороженно следили за диковинными предметами, появлявшимися из ранца: железной сковородой для приготовления лепешек, шесть на три фута циновкой для ночлега, белой глиной для чистки кожаных ремней и сапог, покрывалом для утепления ночью. К снаряжению с полной выкладкой весом в половину маунда, то бишь почти пятьдесят фунтов, привыкнешь не сразу, сказал Хукам Сингх.

Затем появилась аккуратно сложенная форма.

Рейтузы – их надевали поверх джанги.

Эта деталь одежды озадачила рекрутов. Она смахивала на штаны, только без завязок. Кесри не представлял, как можно влезть в нечто, столь узкое в поясе.