В своём дневнике Попков оставил записи об этом походе:

«29 февраля – 17 марта 1940 г. – полевые работы на вулкане Тобачик с рабочими М. Г. Черемновым, Г. Глубоковым и проводником К. А. Клочевым.

7 марта – восхождение на вершину Плоского Толбачика. Начали подъём в 6 ч. утра, без кошек и ледорубов, он был очень сложным. В 14ч. 30мин. были в кратере. На восточном краю кальдеры – эксплозивный кратер высотой около 10 м. К западу от него зона трещин с белыми возгонами, которая подходит к западному конусу. Из него 20 февраля 1940 г. произошло излияние лавового потока, который расплылся в виде лепёшки по дну кратера. Спуск из кратера начали в 5 ч. вечера. Убойный снег был очень скользким, в своей валенной обуви и торбазах без кошек мы часто падали, и все бока были в синяках. К 6 ч. вечера началась сильная пурга. Выпало около 1 м. снега, и мы не нашли свои нарты, оставленные у подножья вулкана. Решили искать палатку, но не нашли. Продолжали двигаться, чтобы не замёрзнуть. Ночь коротали скучно и трудно. Огонь разжечь не удалось. Клонило в сон, но мы не давали друг другу спать. В 5 ч. утра обнаружили след нашей нарты, через 30 мин. были у палатки. Снег продолжает идти».

Когда вулканологи вернулись на станцию Ключи, то первым делом истопили баньку, а потом за столом, за разговорами долго вспоминали о пережитых трудностях, но уже с шутками. А Попков вдруг стал серьёзным. Он поднял свою кружку со спиртом и сказал:

– За нашу смену!

– А кто прибудет после нас? – выпив, спросил Черемнов.

– Нам на смену едет мой преподаватель доцент Борис Иванович Пийп.

Глава 13. Прощай станция

Осень 1940 года выдалась на удивление морозной. Несмотря на это, все в тулупах высыпали из дома станции Ключи и с нетерпением ждали прибытия нового начальника вулканической станции Бориса Пийпа. Вот показалась собачья упряжка, за ней другая и нарты лихо остановились у крыльца станции.

– С приездом Борис Иванович, – приветствовал его Виктор Попков. – Как добрались?

– Прекрасно! – улыбался Борис Пийп. – А здесь прямо сказочные пейзажи с курящимися сопками и спящими облаками над ними.

– Идёмте за дружеский стол, – жестом приглашал Попков своего давнего знакомого, преподавателя Ленинградского университета, – Там и обсудим приёмку вами станции.

– Хорошо, хорошо, я согласен, – ответил скороговоркой Пийп.

– Все документы готовы, – открывая дверь, приглашал его Попков. – Прошу вас, проходите.

– Вижу, вижу, везде порядок и чистота, – садясь за стол, проговорил Пийп, улыбаясь. – Сейчас просмотрю документы и достану закуску, которую я привёз с Большой земли.

Он встал, попросил налить всем в кружки спирта и произнёс знаменитый тост вулканологов:

– Да пошлёт нам Бог кошмарное извержение!

Все пили спирт и с удовольствием заедали салом, квашеной капустой и маринованными огурчиками, привезёнными начальником.

– Красота, – веселились Черемнов с Глубоковым. – Вот так бы жить!

Пийп попросил Попкова показать дневник и, почитав его, прослезился:

– Я восхищён твоим мужеством на Ключевском, твоей научной одержимостью, страстью к научным открытиям и эстетическим наслаждениям вулканами. И особенно горжусь твоим дрейфом по лавовому потоку прорыва Билюкай. Теперь я знаю, почему тебе не хотелось отсюда уезжать!

– Тебя ждёт учёный совет, и нужно суметь толково доложить о своих открытиях, – покачал головой Пийп и спросил. – Когда собираешься ехать в Москву?

– Завтра поутру, – быстро ответил Виктор Попков. – Давайте выпьем «на посошок», а то мне завтра рано вставать.

Глава 14. Признание

Москва ещё обсуждала первомайский парад 41-го года, проведённый по Красной площади, а в воздухе столицы уже пахло грозой.