Элеонора отвернулась и пошла вперед, чтобы не дать разглядеть лицо и выражение глаз, опасаясь, что они могут, несмотря на все старания, выдать ее душевное смятение. Она будто сожалела о том, что позволила себе слабость. Впрочем, волноваться было не о чем. Речь, которая, казалось, должна быть эмоционально ярко окрашенной, Элеонора произнесла с холодностью, достойной Снежной королевы.

Это заставило Чарльза подумать, что, возможно, дочь его врага не совсем такая, какой он ее представлял.

Он догнал Элеонору и зашагал рядом, отметив, что пальцы ее дрожали, когда она взяла его под руку.

– Уверены, что хотите от меня честности?

– Да.

Все же Чарльз колебался. Но все, что он скажет, станет важным для принятия решения вернуться к Лотти, поможет в итоге завязаться дружбе, которая и откроет путь к тетрадям.

– Позвольте начать с того, что по красоте вы не уступаете леди Алисе.

Леди Элеонора резко повернулась к нему, глаза распахнулись, розовые губы чуть разомкнулись. Чарльз так привык видеть непроницаемую маску, что был удивлен проявлением эмоций.

– И волосы ваши я не считаю ужасными.

Цвет их действительно был насыщенным и красивым. Его неприязнь к ней была вызвана лишь родством с человеком, которого Чарльз отчаянно ненавидел.

Леди Элеонора огляделась и окинула взглядом дорожку. К ним приближались несколько человек. Следовало понизить голос, чтобы не быть услышанными.

– Причина в вашем поведении.

Леди Элеонора молчала с таким видом, будто не слышала его.

– Вы уверены, что мне стоит продолжать?

Она резко выдохнула и кивнула:

– Да, мне необходимо это услышать.

Она права, это нужно прежде всего ей. Для того, чтобы стать счастливой, а не только для того, чтобы позволить убедить себя вернуться к Лотти.

– В обществе называют вас Снежной королевой. Да, вы прекрасно воспитаны, хорошо держитесь, говорите правильные вещи, но… в словах ваших нет joie de vivre[3], нет чувств. Вам не хватает… страсти.

– Страсть – это вульгарно.

– Страсть необходима. Она добавляет жизни красок, волнения и перемен. Женщина, лишенная чувственности, как картина без перспективы. Ваша жизнь грозит стать однообразной чередой ужинов и суаре, смен нарядов и блюд – однажды вы перестанете различать дни. Каждый день будет скучным, вы будете смотреть перед собой с безразличием, словно в этом мире недостает чего-то, вызывающего радость. Когда смерть постучится в вашу дверь, вы оглянетесь и поймете, что, в сущности, и не жили.

Чарльз умолк, внезапно осознав всю резкость своей речи.

Леди Элеонора остановилась. В этом месте тень была не такой густой, и на белой шляпке появились золотистые блики. Она подняла голову, посмотрела на Чарльза и резко вырвала руку. Глаза ее блестели от слез. Он позволил себе лишнее. Он понял, что немедленно должен принести извинения, но леди Элеонора его опередила.

– Меня ждет матушка и ее подруги. – Она указала глазами на берег озера. Дамы во все глаза смотрели на них и немедленно отвернулись, поняв, что их заметили. Леди Элеонора откашлялась и добавила: – Благодарю за откровенность. Хорошего дня, лорд Чарльз.

Развернувшись, она зашагала прочь уверенной походкой, расправив плечи, с высоко поднятой головой. Горничная поспешила за ней. Чарльз смотрел им вслед, ощущая себя подлецом. Он был уверен, что поступил правильно, но не мог себя похвалить, потому что испытывал чувство вины.

Позже вечером Чарльз расположился в кабинете среди самых значимых приобретений отца. Он напрасно считал, что день уже не преподнесет сюрпризов и не заставит его пребывать в более дурном расположении духа, чем было после откровения в адрес леди Элеоноры. Чарльз просто не мог предвидеть, что произойдет, когда он вернется в Сомерсвилл-Хаус. В этот вечер молодой герцог намеревался разобрать наконец коробки с добытыми его родителем сокровищами.