Чарльз задумчиво оглядел двери, за которыми исчезла леди Элеонора.

– Признаюсь, я не испытываю к ней сочувствия, да и она вполне удовлетворена своим положением.

– Ты был с ней не очень-то любезен. – Лотти бросила взгляд исподлобья. – Где тот милый Чарльз, которого я знала?

Слова повергли молодого герцога в замешательство. Он и не представлял, что его неприязнь к леди Элеоноре так очевидна.

– Мы все меняемся со временем.

Вместо резкого ответа, которого он заслуживал, она лишь поджала губы.

– Ты ведь попытаешься с ней поговорить? – Теперь она смотрела с мольбой. – У меня, по понятным причинам, не получится с ней встретиться, но ты можешь. Она часто гуляет с матерью в Гайд-парке.

Чарльз хотел уже возразить, желая раз и навсегда покончить с нелепым представлением и благополучно забыть о нем.

Но в голове опять мелькнула мысль о необходимых ему тетрадях.

Проклятие! Он вдруг осознал, что его сдерживает не только желание получить их, но и помочь Лотти. Невыносимо больно было видеть ее в зависимом положении, потакающей прихоти богатых мужчин. Она не заслуживает такой участи.

– Я подумаю, – неохотно ответил Чарльз, хотя для себя уже принял решение.

Он всей душой ненавидел Вестикса и его семью, но леди Элеонора была для него шансом исправить совершенную когда-то ошибку.

Ничто не могло испортить Элеоноре прекрасный день в парке больше, чем неприятный разговор. А разговор с матерью всякий раз сводился к сетованиям и жалобам.

Лицо графини скрывали огромные поля белого капора. Впрочем, и не видя его, Элеонора чувствовала разочарование матери – резкий тон был лучшим тому доказательством.

– Так ты отказываешься идти туда сегодня вечером?

Возникло желание заткнуть уши, чтобы не слышать вновь и вновь надоедливые вопросы. Элеонора бросила взгляд на горничную Амелию, которая знала о договоренности и помогала ей надеть карнавальный наряд.

– Одного урока было достаточно, уверяю вас.

Элеонора переместилась чуть влево, чтобы матушка оставалась в тени. Прогулки благотворно влияли на пищеварение графини, но яркое солнце усиливало головную боль.

Графиня вздохнула, не скрывая огорчения, затем повернулась и посмотрела на дочь:

– Могу я узнать, что тебе не понравилось?

Элеонора выдержала паузу, дожидаясь, когда пройдет мимо женщина в кремовом платье, и ответила:

– Мне было… неловко. Она требовала, чтобы мы несколько раз репетировали знакомство с мужчиной.

Матушка, по-видимому, не была удивлена или шокирована сообщением о присутствии на уроке мужчины. Нет, от нее не дождаться понимания и поддержки.

– Значит, ты готова смириться с участью старой девы? – Графиня раскраснелась, раскрыла веер и принялась обмахиваться, чтобы унять жар, довольно часто охватывавший ее в последнее время. – Тебя не пугает нищенское положение, в котором мы неминуемо окажемся, если Леопольд заполучит то немногое, что осталось от нашего состояния?

Элеонора привыкла сдерживать эмоции и находила это вполне естественным, однако сейчас с удивлением отметила, что должна приложить усилия, чтобы не впасть в уныние при упоминании имени Леопольда.

– И все из-за любви?

– Любовь… – произнесла Элеонора отрешенно. Откровенно говоря, она никогда в нее не верила. – Вы сами говорили, что любовь – выдумка для глупцов.

Веер замер в руках графини.

– Ты должна непременно забыть обо всем, чему я тебя учила, иначе это принесет тебе только страдания и несчастья. – Она окинула взглядом тропинку за спиной дочери. – Кстати, о несчастьях…

Элеонора обернулась и увидела прогуливающуюся пару. Молодые люди склонили головы друг к другу и, улыбаясь, о чем-то беседовали. Она из сотен мужчин узнала бы его по волнистым каштановым волосам – Хью Ледси. Рядом его белокурая красавица-невеста – леди Алиса.