— Ну что же вы, мисс, так стушевались? — издевался гадское Высочество. — Если ты побродяжка не причем, то тебе нечего бояться. Тебя осмотрят маги и подтвердят твою невиновность, — последнее слово принц особенно выделил, намекая, что он не верит в мою непричастность к ренегатам.

Мне сразу стало стыдно, противно и страшно. Всё же даже мне, закаленной свободными нравами двадцать первого века, претила мысль раздеваться перед четырьмя незнакомыми мужиками. А вот настоящая Кирьяна Астон, тело которой я заняла, вообще-то невинная девушка, и её такое должно ужасать. Сомневаюсь, что подобные проверки не бросают пятно на честь и репутацию юной девы. Уверена, стань про инцидент известно местному обществу, позора не избежать.

Понимал ли принц, что таким образом оскорбляет и унижает меня? Думаю, да. Более того, он делал это намеренно, давая понять, что я никто, бесправная песчинка в руках власть имущего.

— Но ты можешь отказаться, — после минутного молчания сладко пропел гад мажористый и, когда я, не поверив, на него посмотрела, то пояснил. — Твой отказ сотрудничать со следствием можно будет расценивать как признание в виновности. А это значит, тюрьма и суд. Сговор с отступниками приравнивается к высшей государственной измене и карается смертью. Ты готова попрощаться с жизнью, побродяжка?

Я готова не была. Я хотела жить. Пусть и в этом странном, необычном мире со средневековыми законами, но жить. Не знаю почему, но с момента осознания, что я очутилась в другом мире ни разу не сомневалась, что попала я сюда окончательно и бесповоротно. У меня даже мысли не возникало, что моё тело лежит в реанимации в родном мире в коме, а эта реальность мне кажется. Отчего-то я знала, все по-настоящему. Именно поэтому я хотела жить.

— Я… — голос мой предательски дрогнул. — Я не отказываюсь сотрудничать со следствием, — произнесла глухо и потупила взгляд.

Смотреть ни на кого не хотела. Было больно, что никто не заступился за меня. Больно, что Селестин не пожелал защитить, попустительствовал моему унижению. Хотя с чего бы ему меня защищать? Глаза обожгли непрошенные слезы, но я их сдерживала. Не буду плакать. Я сильная и смогу пройти эту унизительную проверку и не разрыдаюсь. Наши женщины и не на такое способны. Просто представлю себя в роли актрисы. Да, пожалуй, именно так и сделаю, представлю себе сцену с раздеванием из фильма. Вокруг на съемочной площадке снуют гримеры, режиссер, оператор…

Как воочию я услышала слова: «Тишина на площадке! Камера. Мотор. Съемка».

В этот момент во мне что-то произошло. Словно находясь в трансе, я откинула одеяло, которым прикрывалась до этого момента и спустила на прохладный деревянный пол босые ступни. При этом подол моей сорочки задрался до середины бедра, выставляя на всеобщее обозрение длинные, стройные ноги.

— Как вы видите, господа, ноги у меня чистые. Без рисунков, — собственный голос я не узнала, таким он был вымораживающим, но полным достоинства. — Этой длины достаточно, или мне задрать сорочку выше?

— Не нужно, — хрипло ответил кто-то рядом.

Но я даже не оглянулась. Я играла навязанную мне роль. И я, буду не я, если не получу за эту сцену «Оскар». Пусть даже и в моем воображении.

Поэтому я подняла глаза на застывшего соляным столбом принца и, смотря прямо в потемневшее глаза Высочества, медленно потянула вначале за первую, а потом за вторую завязку. Вырез у сорочки был глубоким, и она не спадала лишь потому, что держалась за счет завязок. Но стоило их развязать, как ткань сползла с левого плеча и заструилась вниз, обнажая моё тело. Правда, скромность все равно взяла верх. Когда ткань сорочки только заскользила, я положила одну руку на грудь, прикрывая её, а второй прикрыла низ.