– Вот! И я хотел попросить тебя вспомнить, что было необычного вчера?

– Нет. Ничего необычного.

– Хм. А в какой момент ты почувствовала этот вихрь?

После поцелуя Альберта. После его прикосновений… От его голоса, его слов… Да его взгляда было достаточно, чтобы этот безумный вихрь оживал! И даже одно лишь воспоминание об этом вызвало дрожь внутри, рождая тончайшее веретено…

Она отвернулась и сорвала с гибискуса большой красный цветок. Гасьярд не должен видеть её смущения. И он уж точно не должен знать об этой причине. Но, если это и правда мешает завершить ритуал, то…

Может быть, ей всё рассказать ему? Не Себастьяну, а ему? Может, он сможет избавить её от этого наваждения? Он ведь Заклинатель. И тогда ритуал будет завершён, и этот огонь больше не будет её мучить.

Но немигающий взгляд Гасьярда, слишком внимательный, слишком пронзительный, и его близость… Она вдруг вспомнила, с каким жаром он прижимал её к себе на балу, и передумала рассказывать.

– Я… Нет я не знаю. Кажется, когда начались танцы, – ответила она, спрятав лицо в цветок.

Но у цветка не было никакого запаха.

– Ты уверена? Может быть, всё-таки кто-то выделялся? Иррис? Посмотри на меня, – они остановились ровно на том месте, где она говорила с Альбертом впервые после помолвки.

Гасьярд развернул её к себе.

– Пойми, это очень важно, ведь иначе я не смогу соединить вас ритуалом. И вы не сможете пожениться. А ты ведь хочешь этого? – спросил он вкрадчиво, достал из кармана тонкий батистовый платок с монограммой и вдруг протянул руку к её лицу, коснувшись пальцем кончика носа. – У тебя пыльца… возьми платок.

Его платок пах терпко, духами, сандалом и чем-то горько-сладким, и запах этот был похож на дурман. Иррис вытерла нос ладонью, а платок поспешно вернула. И отступила на шаг назад, слишком уж откровенным было его прикосновение, слишком трепетным голос, и его забота показалась ей внезапно неуместной и пугающей.

– Почему я оказалась Потоком? – спросила она, чтобы избавиться от неловкости момента. – Что во мне такого?

– Потоком была твоя мать – Регина, – ответил Гасьярд, зажимая платок в кулаке, – если бы она и Салавар поженились, они бы создали новый Источник. Но, ты знаешь, что у них не сложилось.

– Почему?

– Салавар изменил ей, и она его бросила. Вышла замуж за кахоле. А Поток передала тебе. Так что в этом, может, есть даже воля Богов, что наши Дома всё-таки соединятся. Может, Регина и не зря пожертвовала собой, – ответил он задумчиво, глядя на кружевную тень акации на дорожке.

– Что значит «пожертвовала»? – спросила Иррис, глядя Гасьярду в лицо.

Он как-то замялся, но она внезапно взяла его за предплечье:

– Прошу! Скажи!

Гасьярд, казалось, собирался с духом, но потом всё-таки ответил, отведя взгляд куда-то в сторону оранжереи:

– Когда она ушла из прайда, твой дед Айрен был так зол, что разорвал её связь с Источником. И она знала об этом. Она, конечно, могла прожить и без этого, как кахоле, сохраняя свою силу и стараясь её не тратить, но и не получая новой. И даже родить детей, но… Если в таком союзе рождается человек, то ничего страшного нет. А если ребёнок окажется айяарром, то либо мать должна отдать ему свою силу, чтобы он жил, либо он умрёт. Но если мать отдаст свою силу ребёнку, она сама не сможет прожить достаточно долго. Пять, может, семь, может, десять лет и всё, – он посмотрел ей в глаза и добавил тише, – Регина передала Поток тебе вместе со всей своей силой.

Иррис отпустила его руку. Она стояла и смотрела, не в силах поверить тому, что слышит. Она всегда знала, что её мать слаба здоровьем, что она больна и медленно угасает. Так ей говорили. Так говорил отец.