– Задавай свои ребусы. – вздохнул Илья. – С нами правда!

– Гм, – хмыкнул паук, – ну, значится, так: отец лежит в повитью, а сын шов по свету?

– Огонь и дым. – догадался Илья.

– Ладно. – проворчало чудище. – Слушайте вторую загадку. Черне як крук, беле, як снег, просте, як стрела, кривле, як коса?

– Сорока. – выпалил внук Яги.

– Правильно, Велес вас подери! – зашипел монстр и стал подавать признаки явного недовольства. – Вот и последняя загадка. Питалася швидка сверка, чи е хапко дома?

– Вот гад, – пробурчал себе под нос Зализный Вовк, – по нашему, по закраински чешет, хоть и бачит, что люди из Чернолесья. Но вслух добавил:

– Да це ж мышь и кит.

– А-а-а!!! – закричал паук. – Так не честно! Всюду обман! Волкам слова не давали! Требуется контрольная загадка! – и, переходя на речитатив, дабы его не успели перебить правильными ответами, запричитал, давясь собственными словами:

– Ты послухай мене, красен панн!

Загадаю я тебе три загадочки:

Коли ты вгадаешь – я до дома пущу,

А як не вгадаешь – я до сибе возьму.

Ой, що расте да без корня?

Ой, що бежит да без повода?

Ой, що росте без всякого цвету?

Камень росте без корня,

Вода бежит без повода,

Папороть росте без всякого цвету!

Хлопец загадочки не вгадал

Камен’Данту себя отдал!

Едва закончив свой монолог, паук выкинул вперед пару мохнатых лап, сграбастал Илью и опрометью кинулся в свое убежище. У волка от удивления распахнулась пасть. Зализный только успел промычать что-то невнятное, как вероломный обманщик скрылся в своей пещере.

Трехглавый дракон-мутант, лениво почесывая лапой свое белесое пузо, планировал по сужающейся спирали. Змей кружил над древним замком, который буквально врос, пустил корни на самой вершине одной из неприветливых скал Марогорья. Черные зубчатые стены укреплений казались ощерившейся дьявольской пастью, а взметнувшиеся в небо шпили и маковки башен, украшенные флюгерами и трехцветными штандартами – чудились вздыбившейся шерстью каменного зверя.

Усиливался западный ветер. Холодало. Небо заволакивала сплошная пелена надвигающихся туч, чем-то напоминавших шествие центурий – слаженное, четкое, не оставляющее надежд мечущемуся солнцу. Хорсовы лучи, безуспешно пытавшиеся разогнать наступающий мрак, высвечивали на коричневой чешуе снижающегося ящера черные пятна ожогов от химических реактивов, являя их миру как духовные раны.

Дракон же, спускавшийся в самое логово Мары, обливался потом и не столько от цепенящего страха, сколько от усталости. Еще бы, ведь до сих пор ему ни разу не приходилось катать на собственной спине такую разношерстную компанию. Особенно его донимало поведение самого крупного пассажира, того самого, которого богатыри уважительно величали дедом Йогом. Впрочем, законный супруг Яги действительно разошелся не на шутку.

Вначале полета его мутило, но, вцепившись когтями лап, пробив при этом чешую змия до крови, и мужественно переборов накатывающую волнами тошноту, деревянный страдалец томным голосом потребовал для поддержания воинского духа бочку пива. Колдунье пришлось уступить. И теперь хмельная, но могучая кучка героев, обнявшись и, время от времени, перекидываясь ставшей сакральной фразой: «Друг, ты меня уважаешь?!» – пыталась вразнобой орать похабные песни.

Княжич уже открыто пытался обниматься с Василисой, на что девушка фыркала и закатывала глаза. Иван Песий Сын как-то странно поглядывал на лягушку, словно размышляя о том, сбросит ли заколдованная принцесса с себя эту склизкую пупырчатую кожу, если ее поцеловать, или нет. Но, главное, не окажется ли царская дочка страшнее зверя Индрика? А то ведь так уже бывало. Это только в сказках под заклятие попадают самые красивые да целомудренные, а в жизни задумает какой-нибудь родитель дурнушку-дочь выгодно замуж сплавить – и на тебе – царевна-лягушка. Знатные отпрыски с ног собьются, стрелы пуская, да по болотам невест разыскивая, а в награду вечно получают какое-нибудь пугало…