Может, еще обойдется, думал Велем, глядя, как Дивляна, первой добравшись до валов, ловко взбирается по крутому склону, цепляясь за кусты. Может, тот парень-то плесковский и не думает о ней, там себе девицу нашел, свою, кривичскую. И сам понимал, что едва ли. Такую не забудешь. Велем знал, что сестра сомневается и томится, но сам почти был уверен, что Вольга Судиславич только о ней и думает. Видел же, как тот на нее смотрел тогда, в Словенске…

Когда он не спеша подошел, младшие уже все были на месте и, рассыпавшись по кустам на склоне – в основном по двое-трое, потому что в одиночку страшно, – лазили, шаря в траве, ковырялись в каменной кладке среди белесых известковых плит в поисках неведомых сокровищ. Среди ребятни упорно ходили рассказы о золотом кольце, якобы найденном в ямке на валу, и хотя кольца никто не видел и даже не мог сказать, кто именно его нашел, усердия от этого не убывало.

– Ух-у! – Добран (не Доброня Домагостев, а двоюродный брат, полностью – Добронег, сын вуя Свеньши), пятнадцатилетняя орясина, спрятался за куст, а потом с воем выскочил оттуда на Льдису с Ведомкой.

Те с визгом бросились прочь, Ведомка споткнулась и покатилась к подножию вала, так что Велем в самый раз успел ее поднять. Девчонка ударилась в рев, держась за ушибленный локоть, Олова и Льдиса принялись ее успокаивать.

– Стрела это! Говорю тебе, стрела! – убеждал Витошка Аскола, показывая что-то маленькое на перемазанной ладони.

– Да сам ты стрела! Это так, обломок какой-то. Стрелы не такие!

– А будто ты много старых стрел видел!

– Да уж побольше тебя!

– А вон давай у Вельши спросим! Велем! – Оба брата кинулись к нему. – Скажи ты ему, это стрела или не стрела?

Велем взял почерневший, с рыжими потеками железный обломочек, поскреб пальцем острый край, и впрямь похожий на наконечник стрелы, но покачал головой:

– Не, на стрелу не похоже. Ты, Витошка, у Доброни или у Братони спроси, они тебе лучше скажут, что это такое.

– Слыхал, дурень! – возликовал Аскол. – Стрела тебе!

– А и спросю! – огрызнулся Витошка. – Может, это еще полуцьсе стрелы цьито-нибудь!

– Ч-то-нибудь, чудо ты чудинское!

Оглядевшись и нигде не заметив Дивляну, Велем поднялся по валу, продрался через кусты и вошел на бывший двор городища. Здесь было почти пусто: начисто сгоревшие постройки когда-то лежали грудой угля, потом заросли травой и кустарником, и теперь только по небольшим продольным всхолмлениям под мхом можно было догадаться, где и как стояли дома. Дивляна обнаружилась тут: ломая принесенный с собой кусок хлеба, она разбрасывала крошки по земле.

– Ты чего здесь творишь? – окликнул ее Велем.

– Ой! – Дивляна сильно вздрогнула и прижала руку к сердцу. – Напугал, я ведь заикаться начну!

– А чего бродишь тут одна? Тоже клад ищешь?

– Какой клад? Я души подкармливаю.

– На жальнике подкармливают.

– А вдруг и здесь кто-то есть? – Дивляна огляделась. – Ведь такая драка была страшная, если стрелы до сих пор находят. Вуй Ранята, когда моложе Витошки был, тоже находил. Сколько тут этих стрел выпустили, сколько людей загубили, жутко и подумать! А потом погорело все, наверняка не всех мертвых подобрали – некому было и некогда. Так и лежат тут под травою чьи-то косточки обгорелые, чьи-то душеньки маются: ни в Ирий, ни в белый свет назад им ходу нет.

– Так то варяги, они тут жили. От Любошичей одна бабка наша осталась, и та тогда в Ладоге жила.

– А до того? Когда Любошичей перебили, когда в первый раз тут все горело? Да и варяги… Пусть лучше упыри добрые будут и сытые, чем злые да голодные.