Но главное место отдыха горожан располагалось выше города на пять километров. Туда несколько раз в день ходил буксир с баржей-паромом, на котором переплавлялись конные подводы, едущие за сеном, а позже автомашины, а на корме и по бокам на скамейках располагались люди. Против течения плыли около часа. Я любил ходить между подвод, всё рассматривая, слушая разговоры. Наблюдал, как рулевой орудует громадным рулем, смотрел в воду и на берега – все было интересно. В воскресенье весь паром занимали люди, на пляж плыли целыми семьями, было весело, пели хором песни, я именно там впервые услышал многие прекрасные русские песни.

Но самое интересное для мальчишек было впереди, когда начиналась выгрузка подвод, которые при погрузке устанавливались так плотно, буквально впритирку, что выехать было трудно, телеги цеплялись, лошади рвались, мужики орали, лезли в драку, хлестали кнутами чужих лошадей, иногда доставалось и хозяину, ну а нам это зрелище нравилось больше кино. А при погрузке громадных возов с сеном царило крайнее напряжение, дорога перед паромом шла прямо по песку, тяжелые возы превратили ее в такое месиво, что лошади не могли преодолеть ее даже с разгона. Поэтому все возчики собирались вместе, окружали воз и с уханьем начинали толкать, а возчик хлестал лошадь и она, бедная, с безумными глазами напрягалась до предела, металась в оглоблях. И такая картина повторялась много раз, так как у парома всегда была очередь.

По обе стороны пристани на многие километры тянулись чудесные пляжи. А метров через двести начинались кусты, лес, озера и… пиво. «Вольское» пиво славилось далеко вокруг, а в жару это было блаженство. В августе было полно свежей крупной ежевики, в сентябре – груздей, которые у нас не переводились всю зиму, что это за прелесть! Осенью, после седьмого класса я принимал участие в уборке сена. Меня усаживали верхом на лошадь, я подъезжал к копне, ее заарканивали вожжой, конец которой привязывали к хомуту, и я трогался, волоча за собой копну к стогу. Работа для меня, как говорят, была «не пыльная», но это только на первый взгляд. Через два часа я взмолился: жара, слепни кусают, сенная пыль лезет повсюду. Вот тогда я понял, как заготавливать корм и как дорого дается молоко, хотя и дешево продается. На следующий год мы с Федосеевыми собирали сено у реки Иргиз, которая впадает в Волгу против Вольска. Семья у них, как я уже говорил, большая, работали дружно, с песнями, дело спорилось. Наступило время обеда, пошли купаться, а Павел решил искупать лошадь, красивого молодого мерина Карько. Вымыл его, поплыл вместе с ним и стал выбираться из воды; а берег крутой, песчаный. Лошадь, чтобы выпрыгнуть, встала на дыбы, но песок осел, и она опрокинулась на спину, вода попала в уши и лошадь утонула. Это было как гром среди ясного неба, все плакали, ведь Карько был, как член семьи, и на нем держалось все хозяйство. Горе было большое.

Для охоты в Вольске были все условия – и леса, и поля, и озера; зайцы, лисы, волки, всевозможная птица. Одни из наших родственников, живших на окраине города, жаловались, что зимой от волков нет спасенья, заходят во дворы, ловят собак. А однажды волк зашел в сени в тот момент, когда туда вошла хозяйка из комнаты – представляете ситуацию? Волк, к счастью, был не из храбрых и убежал. Охотников по сегодняшним представлениям было не много, даже в день открытия охоты уток всем хватало, хотя на открытие охоты ехали все, у кого были ружья.

После седьмого класса отец купил мне одноствольное ружье 28-го калибра и все необходимое для подготовки патронов. Дробь делали сами. Из листового свинца нарезали прутки, затем протягивали их через ряд отверстий волочильной доски, пока не получали свинцовую проволоку нужного диаметра, которую ножницами резали на кусочки. Затем высыпали эти кусочки на большую чугунную сковородку со стенками, а сверху клали тяжелый чугунный блин с ручкой сбоку, и начиналась изнурительная работа – этот блин вращали до тех пор, пока кусочки свинца не превращались в круглую дробь. Действительно, охота пуще неволи! Теперь можно снаряжать патроны. Гильзу помещали в специальную трубку с рычагом (так называемый барклай), клали в гнездо гильзы пистон и вдавливали его рычажком барклая. Затем насыпали мерную дозу пороха, забивали пыж, засыпали дробь нужного размера, последний пыж и дело сделано. Этот процесс безусловно полезен, так как вырабатывает терпение, аккуратность и чувство ответственности, ведь иметь дело с порохом чревато большими неприятностями.