Эти офшорные финансовые центры развили достаточные финансовые и юридические компетенции, чтобы привлечь денежные потоки, предлагая уход или уклонение от правил и норм налогового законодательства. Как подчеркивают Палан, Мерфи и Шеванье, налоговые убежища целенаправленно создавали покрытые завесой тайны структуры, которые были нацелены на упрощение сделок с участием нерезидентов данной страны. Для существования подобных убежищ, или секретных юрисдикций, требуются целенаправленные усилия бухгалтеров, банкиров, юристов и специалистов по вопросам налогообложения по созданию системы управления, изначально непрозрачной и приносящей выгоды тем, кто не является «гражданином» данной страны106. Палан подытоживает: «Юристы, бизнесмены и преступники, происходящие, как правило, из ключевых капиталистических стран, распространяли технологии работы в офшорах… «обучали» правящие группировки многих якобы суверенных и независимых стран третьего мира создавать офшорные структуры»107. Такая стратегия развития имела смысл для многих микрогосударств, имевших преимущество в виде исторических связей и налаженного транспортного сообщения с «головной» страной. Тогда же эти страны стали превращаться в значимые направления туризма. Корпорации и владельцы крупных состояний глобального Севера попали в зависимость от офшорных финансовых центров, многие из которых находились в довольно бедных развивающихся странах. Считается, что в 2013 году в мире было 12 млн владельцев крупных состояний, каждый из которых держал по меньшей мере 1 млн долларов США в инвестиционных активах. Совокупное состояние этого «класса богатых» составляет 46 трлн долларов США, что соответствует двум третям годового ВВП всего мира108.

Сильные игроки в различных микрогосударствах использовали связи времен Британской империи, чтобы создать свои «фасады» и гарантировать их прочность. В числе преуспевающих налоговых убежищ есть колониальные форпосты, в которых фасад лондонского Сити сочетается с крайне низкими налоговыми ставками, слабым регулированием и неподотчетной населению местной властью. А лондонский Сити (где управление очень далеко от демократического, а избирателями выступают корпорации, которых больше, чем людей) служит подходящим фасадом для многих налоговых убежищ из развивающихся стран. В целом все выглядит так, будто «вкладчикам комфортнее вкладывать деньги там, где витает дух серьезной юрисдикции наподобие Великобритании, но где не действуют британские правила и нормы (или британские налоговые ставки)»109. Коронные владения (Джерси) или заморские территории Великобритании (Каймановы острова) в совокупности составляют порядка трети глобального рынка офшорных финансовых услуг110.

Многие налоговые убежища – это острова (Кипр), гряды островов (острова Теркс и Кайкос) либо небольшие анклавы в пределах более крупного образования (Гибралтар). Подобные «микрогосударства» позволяют выводить вопросы управления финансами, налогообложением, потреблением, правами въезда и выезда и безопасностью за пределы поля зрения большей части населения мира. Как правило, они не являются демократическими, а их система управления государством в состоянии исключать тех, кто почему-то не подходит. В небольших обществах, где каждый всех знает, мало кто решается выступить против слабого нормативного регулирования из боязни быть подвергнутым остракизму. Жизнь в этих обществах сродни жизни рыбок в аквариуме – и те, кому это не нравится, вольны его покинуть111. Налоговые убежища умеют поддерживать фасад «респектабельности» – обязательное условие для тех, кто переводит крупные суммы денег в офшоры.