Муз моих, полуночных подруг,
Предаёт тишине тем ли местом.
Ждёшь как манны… небес ниспослать
То ли выпрошенной, жидкой гущи
То ли быть и того зрее, пуще,
Выминая всё ту же полать.
Нет тепла… полусном, полусловом
Утоми низошедшую грусть,
Есть бессмыслицы верное, – пусть
Всё останется прежним и новым.
Дровяные муки
Вижу, человеки, измеряют горе,
Это значит волны разгоняют море.
Жалкие надежды рушатся безбожно,
Это значит громы глушат осторожно.
Вот и расставанье – одиночеств вечность,
Это у секиры молнии заплечность.
Милы-бесподобны образы-сравненья,
Матушки-природы тайны-уравненья.
Вот и дождик плачет, и гроза слезится,
Водопадик скачет, да лавина мчится.
Во-одушевленье мертвого живого,
Будто-то для чего-то, странного, иного.
Не хватает силы, обмануть, не милый,
Будешь и дымящий, будешь и сивиллый.
Не хватает мести разлюбиться вместе,
Будешь извергаться на каленом месте.
Онемели страсти, омертвели руки,
Это буратинисто, дровяные муки.
Неопродолженье -вечного гаданья
чело положенья в позе -поведанья
ис проникновений кожного железа,
и не бес толково и не бес полеза.
Отпускают с воды миро подношенья,
Это значит дождик прекратил сношенья.
Отмирает слезность капель на щеке,
Это значит льдинка тает на реке.
И снежинка просит, прекрати, забудь, —
Это значит было? Человеком будь.
Лестница
А счастья нет… задумаешься тут,
Великих истин истинный статут,
Хоть обухом хоть горлом, – всё зазря,
Домашний цензор – лист календаря,
«И опыт – сын…» и парадоксы квеста
Заумного, а жизнь всё как невеста.
Сезонится, блазнится, покоряет,
Ну, а потом старухой укоряет,
Травинкой жухлой, стылою капелью,
Сродни кухонному капусто-пустомелью,
Привычится… привычица! вот, слово,
Дней испохоженных бесплатная обнова,
Ступенька вниз, а есть наверх, простите,
Её вы мною шагом угостите,
Я на пути, я не присел устало,
Я знаю Илию, не лестниц мало,
Возьмите Дух, он непокоен… к счастью!
Его, земное, придано ненастью,
Но душенька-душа, ты мной свободна,
Коряжки рук я прячу благородно
И лишь тебя послушаю-привечу,
Не вечерей, конечно, а под вечер,
Сложу из истин малых домик-чашу,
И пригублю ничью-то откровенность, нашу.
Твоей любви
Мы жили чувствами когда-то, безрассудно,
Живыми были кожицей в просвет,
Бутылочно, стаканисто, посудно
И было сорок бед один ответ.
В глаза глядели донные подолгу,
А те нам открывали целый мир,
Теперь мы по расчету и по долгу
Закатываем их, платя за пир.
Мальчишкой золотой песок лопаткой
Сгребал в песочнице, как будто бы игра,
Теперь дорогостоящей манаткой
Просчитываем жизнь, – опять икра.
И чувствами былыми не робея,
Желаньями старуху рыбоблёд,
Пытаемся златого скарабея
Намазать на янтарно-сладкий мёд.
Выискивая -кристовы пещеры
Монте! давно нашел и отомстил,
Разбил свои тюремные химеры,
Хотя спасаясь чуть не утопил.
Химерам место, тянут за живое,
Грызут пушные мягкие бока,
Заходятся в привычном диком вое,
Пока бежит недвижная река
Событий тех же, шкуркой побронзовей,
Слов не избыть, всё та ж сковорода,
И взгляд и взгляд всё бычей и коровей,
Хотя казалось бы не те ещё года.
Остановись, мгновенье, ты напрасно
Летишь звездой из гаснущих кострищ,
Пусть их не будет сотен, тыщ,
Но пусть одно… стосветно и прекрасно.
Ты задержись забытою звездой,
Что как и прежде над волхвами светит,
Быть может ее кто-то не заметит
И не заденет вечною уздой.
Ты просвети тоннельки червоточин,
Зарвавшегося пресного ума,
Ведь приговор распятия не точен,
Когда любви твоей пуста сума.
С теплышкой сердца
Как мало надо, солнце, градус
И ручейком душа запела,
День золотистый шоколадус
Ещё не теплого апрела.
Апрелька будет, вот мурлыка,
Он прыгнул сам на подоконце,
И не улыбка, а ублыка