– Зачем тебе эти проблемы? Этот металлолом может стоить как вся наша фура. Я знаю, что говорю.

– Тогда тем более. Что ему здесь валяться? Я ж не сказал, что мы его присвоить должны. Мы просто его сбережем, чтобы кто другой не увел. А как хозяин объявиться, вернем ему… за вознаграждение. Ну, а если не объявиться, тогда конечно… Зачем добру пропадать?

– А если его похитили, хозяина, тогда что? А ну иди за деревья посмотри, может он там.

Молодому эта идея пришлась не по душе.

– Тебе надо сам и иди. Я лучше байк посторожу. А то ездят тут… всякие.

Старший сплюнул, спустился по ведущей с откоса тропинке и пошел по ней. Скоро он скрылся за деревьями лесополосы, отделявшей шоссе от поля. А еще через несколько минут раздался его крик.

Молодой дернулся было в ту сторону, потом остановился, потоптался на месте, поискал глазами по земле, поднял камень, но найдя его недостаточно тяжелым, чтобы служить оружием, выбросил. Вернулся к кабине. Вооружился увесистой монтировкой и только после этого, беспрерывно оглядываясь, отправился следом за напарником.

Напарник нашелся быстро. Он стоял, согнувшись у молодой березы, росшей у самого края поля белый как резиденция американского президента.

– Ты чего, Серега? – удивился младший, но посмотрев вперед, сам побледнел, выронил монтировку и с трудом удержался, чтобы не плюхнуться задом на землю.

В десяти – пятнадцати шагах от них, на тропинке лицом вверх лежал человек в кожаных штанах и съехавшей на бок бандане. Его живот от грудной клетки до самого паха был зверским образом разодран, а вывалившие внутренности были разбросаны на расстояние нескольких метров…

С другой стороны поля за ними наблюдал мотоциклист в немецкой каске. Отняв от глаз бинокль, он улыбнулся и произнес в никуда:

– Красивая смерть. Не очень чистая, но все равно… Красивая…

День был выходным.

Леонид Васильевич Коньков, исполняющий обязанности начальника оперативно-розыскного отдела регионального управления уголовного розыска наводил дома порядок.

Он вытер с мебели накопившуюся многодневную пыль, тщательно пропылесосил ковры и вымыл пол. Обильно побрызгал водою из распылителя стоящий в углу комнаты в большом керамическом вазоне фикус. Полюбовался на то, как играет в собравшихся на листьях каплях воды солнце. Остался доволен.

Взял в руки большой пакет со всяким хламом, от которого давно пора было избавиться, он вышел из квартиры и спустился вниз. В глаза ударило весеннее солнце. Леонид Васильевич зажмурил глаза, что не помешало заметить, как к нему навстречу спешит соседка по подъезду.

Коньков нахмурился, чувствуя, что его сейчас будут о чем-то просить.

Соседка подошла ближе. В ее глазах стояли слезы, нижняя губа дрожала от обиды и возмущения. Точно будет просить, решил Леонид Васильевич и нахмурился еще больше.

– Лёнечка, родной, на тебя одна надежда!

– Что случилось, Ольга Филипповна?

– Деньги украли! В маршрутке! Кошелек вытащили.

Коньков страдальчески вздохнув, словно это были его деньги.

– Много?

– Не в том дело сколько. Главное, что последние, больше нет. Я на почту ездила за коммуналку платить. Поэтому и взяла всю пенсию сразу, дура. Вчера только получила. Ну, возьми, сколько надо, зачем же все с собой брать? Помоги, Лёнечка, найди этого негодяя. Ты же хороший милиционер. Таких как ты, наверное, нет больше.

Леонид Васильевич стал совсем мрачный, хотя, проблема, в принципе, была решаемая. Достаточно было позвонить капитану Руденко из РОВД. Правда в этом случае, он будет капитану обязан, а быть обязанным Коньков не любил. С другой стороны у жильцов дома он пользовался авторитетом человека надежного и готового всегда прийти на помощь и не хотел портить себе репутацию, тем более, что сам о себе держался аналогичного мнения. К тому же Леонид Васильевич иногда заходил к Ольге Филипповне если не на котлеты, то на пельмени или на деруны со сметаной. Овдовев три года назад и выдав замуж двух дочерей, разъехавшихся по разным городам, Коньков жил один, и совершенно не умея готовить, питался либо в общепитовских заведениях, либо консервами. И только у Ольги Филипповны он мог отвести душу, поев действительно вкусной домашней пищи, которую так любил. Да и кто не любит.