Если на него не наступить.

Игривый гусь

У соседки бабы Дуси
Подросли за лето гуси.
Там один такой красивый,
Белый-белый и игривый.
Ходит плавно и вальяжно,
Изгибает шею важно.
На меня он глазом косит,
Крылья в стороны разносит.
До чего ж красавец-гусь!
Только я его боюсь.

Котята

Кошка уличная Валя
Родила котят в подвале.
Мы их грелкой согревали.
Мы котлеты им несли.
А котята в том подвале
Незаметно подросли.
Мы сначала прозевали,
Что котята подросли.
А они в золу попали
И испачкались в пыли.
А они забились в угол,
Паука прогнали прочь.
А они свалились в уголь,
Стали чёрные как ночь.
И когда, под дверь пролазя,
Выползли на тротуар,
Их нечаянно покрасил
Красной краскою маляр.
И вот тут-то зашумело.
Раззадорился наш двор.
– Разве виданное дело?
– На всю улицу позор!
– Разноцветные котята!
– Непременно всех отмыть!
И ребята, и девчата —
Разом кинулись ловить.
Кто в царапинах, кто в краске,
Только с горем пополам
Изловили всех. И сразу
Понесли в квартиру к нам.
Внутрь ватагой завалив —
Эй, протискался, кто может! —
Весь шампунь мы извели.
Ополаскиватель тоже.
Симпатичные зверьки
Вмиг освоились, ожили.
Мы кормили их с руки,
Феном маминым сушили.
Два пакета молока
И запасы на неделю —
Мишка Быков видел, как
Это всё котята съели.
А Танюшка из восьмой,
Доедая булку с маком:
– Как хочу им когти – ой! —
Я вон тем покрасить лаком.
– Да они же убегут!
– Не пускать, чтоб не сбежали!
И чтоб полных пять минут
Лапы вверх вот так держали.
И вообще. Чтоб хоть слегка
Чистыми котята были —
Лучше, если бы пока
Тут чуть-чуть они пожили.
Мы – на улицу гулять.
А умытые котята —
Чистотою тут сиять…
То-то мама будет рада!

23 декабря 2011, пятница

Собачка добрая лежит,
Навеки здесь уснула.
Она при жизни никого
Ни разу не куснула —
Ни за обеденный кусок,
Ни за иную веру…
Господь, наверное, судил
Ей людям быть примером.
Вползла, от слабости дрожа,
В простынку как в тулупик.
Пустила тихую слезу
И превратилась в трупик.

Три миниатюры

Беда

Сегодня я проснулся и увидел солнце. Оно было большое и ласковое. Хорошо, когда есть солнце!

Быстро надел рубашку, выпил поставленный бабушкой стакан молока и выбежал на улицу.

Солнце ударило в глаза. Я постоял немного, зажмурившись, и побежал. Бежать было некуда, но хотелось бежать!

Возле Наташкиного дома я остановился, чтобы отдышаться. А тут она выходит на крыльцо – вся аж чёрная от загара.

– Здравствуй! – кричит. А зубы так и сверкают.

– Здравствуй, – говорю. – Уже вернулась, Наташка-букашка?

Но она не обиделась. Мне стало интересно, и я подошёл поближе.

– А мы по морю на катере катались, – протянула Наташка. Ехидно так протянула.

– На катере-дятере. Наверно, на лодке с мышами, а не на катере.

– И нет! На настоящем катере. С матросами!

Мне стало обидно. Почему это девчонкам так везёт! Вот и море увидела, и на катере покаталась. А мы должны сидеть тут всё лето, таскать пескарей на удочку и притворяться, что это акулы

Мы с Серёжкой давно решили стать моряками. Мы даже клятву такую написали и закопали за огородами, у старой осины. А она… Она и клятвы не давала, и на выносливость через речку не плавала, и рыбу сырую есть не пробовала, а вот поехала – и вперёд нас увидела море. Страшно несправедливо!

– Ну и ладно! – сказал я с досадой. – Ну и катайся на своём катере.

Я уже хотел уйти, но она схватила меня за рубашку.

– Чего тебе?

– Подожди немного. Я сейчас.

И зашла в дом.

Когда она вернулась, в руке у неё был маленький свёрток.

– Возьми. Это вам с Серёжей.

Я развернул свёрток и остолбенел. В нём была ленточка. Настоящая чёрная ленточка с бескозырки! Два золотых якоря и длинная надпись «Черноморский флот».

– Это… насовсем? – спросил я.

– Конечно, насовсем, – засмеялась Наташка и побежала к дому.