И вот восемь дней назад он зазвонил вновь. Во время важных переговоров. Низкий голос с сильным акцентом. Она вернулась! Через десять минут Дэвид уже звонил в дверь ее квартиры. Когда она здоровалась с ним, ему не удалось скрыть свое изумление. Она словно только что сошла с экрана, на котором демонстрировался ее старый фильм. Она выглядела максимум лет на тридцать. Великолепное лицо без морщин… гладкая кожа на скулах. Она засмеялась, стиснув его руки.

– Я не стану врать, что долго отдыхала, – произнесла она. – Скажу тебе правду. Меня так раздражало, что лицо не соответствует еще крепкому телу. Я кое-что сделала. Один бразильский волшебник…

Карла не позвонила Ди и велела Дэвиду не говорить кузине о ее приезде.

– Я не готова отвечать Ди на вопросы насчет моего лица. Не хочу, чтобы она сплетничала с подругами.

Потом все было так, словно она и не уезжала. Они виделись ежедневно. Он либо приходил к ней домой в пять часов, либо они встречались в городе и шли смотреть балет или зарубежный фильм. Вернувшись в квартиру, занимались любовью. Потом смотрели телевизор и ели бифштексы, которые вместе жарили на кухне. У Карлы не было прислуги – она не терпела возле себя чужих. Лишь раз в несколько дней домработница с девяти часов до полудня убирала квартиру.

Карла обожала телевидение. В каждой комнате у нее стояло по телевизору. Она не интересовалась новостями, ненавидела войны, сцены насилия заставляли ее содрогаться. Дэвид вспомнил, что во время Второй мировой войны она находилась в оккупированной стране. Карла отказывалась говорить об этом, и Дэвид никогда не настаивал. Ему не хотелось лишний раз напоминать ей о том, что в 1939 году его еще не было на свете.

Одевшись, Дэвид посмотрел на часы. Без четверти семь. Он прошел в гостиную и смешал себе мартини. Меньше чем через час ему следовало прибыть к Ди, чтобы познакомиться с доставшейся ей падчерицей. Ди пригласила его на обед только вчера. Вечером он сказал об этом Карле. Она понимающе улыбнулась: «Не беспокойся. Я съем твой завтрашний бифштекс со старой подругой».

Сегодня она не позвонила. Для звонка не было повода. Она велела ему прийти завтра в обычное время. Если бы он мог ей позвонить! Это в их отношениях огорчало его сильнее всего. Мог ли он чувствовать себя мужчиной, будучи вынужденным сидеть у аппарата, точно влюбленная девушка? Он откинулся на спинку кресла и отпил мартини. Дэвида что-то тревожило. Он не мог понять, что именно – то ли отмена их сегодняшнего свидания, то ли безразличие, с которым она восприняла его слова. Если бы он мог позвонить Карле и сказать, что скучает без нее, что, возможно, обед завершится рано и они еще смогут встретиться! Он допил спиртное. Ужасное положение. Она даже на всякий случай убрала из аппарата картонку с номером. Лишила их связь элемента человечности, теплоты. Какая теплота? Он ублажал ее, она получала удовольствие. Он один испытывал эмоциональную вовлеченность. Она ничего не брала в голову. Ладно, это не важно. Он жил ради свиданий с ней, а сегодня их встречу пришлось отменить из-за Ди, которая вряд ли поняла бы его чувства. Будь она проклята!

Он по-прежнему пребывал в плохом настроении, когда звонил в дверь Ди. Марио, совмещавший обязанности шофера и дворецкого, когда Ди находилась в Нью-Йорке, открыл дверь. Майк поздоровался с Дэвидом, и Марио отправился готовить гостю мартини.

– Ди укладывает волосы, – сказал Майк. – К ней ежедневно приходит один из этих молодых людей в брюках в обтяжку.

Затем дверь открылась, и Ди стремительно вошла в комнату. Она подставила щеку Майку, послушно поцеловавшему жену, подплыла к Дэвиду и сказала ему, что он прекрасно выглядит. Дэвид тоже чмокнул кузину в щеку, сделал ей комплимент и сел на край дивана. Поддерживая светскую беседу с Майком, он думал: «Черт возьми, где же его дочь?»